Децимация

– Ще украинец называется! Ни якой национальной гордости! Попал бы ко мне в школу, я б с него быстро зробыв, що нужно…

Его возмущение прервала группа вывалившихся из дома гайдамаков. Они весело смеялись. У каждого за плечами свисали большие узлы с вещами:

– Братчики, сюда не заходьте, мы все подчистили.

Лаврюк недовольно заворчал на Гетьманца и Шпырива:

– Надо было сидеть в кабаке! Все без нас разберут…

Они подошли к одноэтажному домику, и Лаврюк сказал:

– Кажись, ще здесь нихто не був, – и он задубасил в окрашенную дверь, но никто оттуда не откликнулся. – Точно, сюда ще наши не заходили. Сами жиды не откроют. Хлопцы, вместе навалимся на дверь!

Но дверь не поддавалась, а внутри было тихо.

– Ах, так! – разозлился Лаврюк.

Он сдернул с плеча Шпырива винтовку, подошел к окну и прикладом выбил стекло, потом своими ручищами вырвал раму.

– Лезь! – приказал он Шпыриву.

– Чому я? – плаксиво возразил Шпырив.

– Лезь! Не бойся. Я прикрою.

Он подтолкнул его к окну. Опьяневший Шпырив пытался сопротивляться, но, подталкиваемый Лаврюком и Гетьманцем, влез в окно и оказался в комнате. Там зажегся свет керосиновой лампы, и от такой неожиданности Шпырив испуганно упал на пол. Дрожащий старческий голос картаво прошепелявил:

– Здесь нет евреев.

Сверху на Шпырива коваными подковами сапог приземлился Лаврюк. Выругавшись на Шпырива за то, что он трусливо бросился на пол при виде старика, и выхватил у того лампу.

– Ни, здесь е жиды. Нюхом чую.

– Помогите мне влезть! – кричал за окном Гетьманец. – Подайте руку!

Шпырив помог бывшему школьному воспитателю, которому было за сорок – не возраст лазить в окна – оказаться в комнате. Лаврюк допрашивал старика:

– Так кажешь, шо нет евреев? А ну, веди нас по другим комнатам!

– Здесь никого нет, – каратво лепетал перепуганный старик.

– Брешешь! – и Лаврюк, размахнувшись, ударил кулаком старика-еврея в лицо, и тот, свалившись в угол, затих. – Зараз найдемо других.

И Лаврюк с наганом в одной руке и лампой – в другой, выбив плечом комнатную дверь, ворвался в другую комнату, но там никого не было, и он, не снижая скорости, вломился в следующую комнату. В комнате, дополнительно затемненной плотными шторами, неярко горела керосинка, и перед гайдамаками предстали две женщины. Одной было лет сорок, вторая совсем старуха. Лаврюк, округлив свои и без того жабьи глаза, безумным голосом заорал на них:

– Де хозяин!? Де? Это он стрелял в наших? Де вин!?

Женщины от испуга не могли вымолвить ни слова, взгляд страшных глаз Лаврюка их парализовал.

– А жидовки, типичные, – с внутренним удовольствием отметил Гетьманец. – Все. Вам конец, – и вдруг без всякого перехода свирепо заорал, как и Лаврюк: – Де гроши?! Золото? Срибло?!! Де?!

– Нет у нас золота, панове, – испуганно ответила, что помоложе.

– Найдем, тогда всех убьем за обман! Хозяин, небось, смылся. Боягуз! Побоялся с нами встретиться, – Лаврюк, поняв, что в доме одни женщины, не считая старика, засунул наган в карман и подошел к комоду. – Несите свет.

Он выдвинул ящик комода и стал выбрасывать оттуда белье. Отдельные вещи он откладывал в сторону. В это время Гетьманец ласково выговаривал женщинам.

– Давайте по-доброму. Найдем – хуже будет… – увидев на пальце женщины обручальное кольцо, он сказал: – А це що? Золото. А ну-ка, жидовочка, сымай его.

Женщина стала торопливо сдергивать кольцо с руки. Лаврюк, недовольный осмотром комода, пошел в другую комнату и приступил к осмотру платяного шкафа. Выкинув на руки Шпырива шубы, он сказал:

– Визьмемо, – вдруг вздрогнул и выхватил наган: – Хто там?

Раздался плач, и Лаврюк грязно-жирной рукой вытащил за волосы девочку лет тринадцати-четырнадцати. Повернув ее лицо к свету лампы, он произнес:

– Кобита. А як перелякала.

Иссиня-черные глаза девочки были наполнены ужасом при виде дурно воняющего, давно не мывшегося стрельца. И вдруг от испуга она завизжала, и этот визг закончился криком:

– Мама! Мама!!!

– Заткнись!

Но уже из коридора бежала женщина, опередившая опешившего Гетьманца.

– Сара! Дочка моя!

Она с яростью бросилась на Лаврюка, стараясь своими пальцами попасть в его круглые глаза, но тот, спокойно развернувшись, ударил ее кулаком в лицо, и женщина, ударившись головой об стену, сползла по ней вниз и, застонав, затихла. В комнату вбежал Гетьманец:

– У, сука! Я и глазом не успел моргнуть, как она рванула…

Он со злостью пнул носком сапога лежавшую без движения женщину.

– Унесить ее, – приказал Лаврюк. – Да за ноги и быстрей.

Он опустил свою грязную руку в синие шаровары и принялся мять свой член. Девочка с испугом смотрела на страшные, еще неизвестные ей приготовления Лаврюка. Сзади Лаврюка возникла тщедушная фигура старухи:

– Пан, не трожьте девочку, я дам золото и серебро, – дрожащим трескучим голосом проговорила она. – Я все отдам.

Лаврюк, поняв, о чем идет речь, обернулся к Гетьманцу:

– Иди и возьми у старухи золото и деньги. А будет сопротивляться – зажми ее пальцы в дверях.

– Только не трогайте девочку? – умоляла старуха, уводимая Гетьманцем в другую комнату. – Не трогайте, будьте людьми?

Гетьманац сразу же стал добрым: