– Не бойся, старая, все буде гарно. Показуй, де гроши?
Лаврюк закрыл двери, приказав оторопевшему от всего происходящего Шпыриву:
– Стий тут и никого не пускай.
Он подошел к девочке, снова запустил руку в шаровары и похотливо-грубо зашептал:
– Роздягайся.
Но та не понимала, что от нее хочет пьяный, давно не мытый сичевик, и снова в ужасе закричала:
– Мама!
Лаврюк со всего маху ударил ее ладонью прямо в открытый рот. Кровь брызнула на стену и, будто захлебнувшись собственной кровью, девочка замолчала. Лаврюк, удерживая ее одной рукой, чтобы не упала, задрал длинную черную юбку и обмотал ею голову. Сальными руками сорвал с нее белые трусы, бросил девочку на пол и жадным ненасытным телом навалился на нее. Раздался резкий девичий крик, пронизанный открытой живой болью человека за невозвратно потерянное, и все затихло. Лаврюк тяжело и хрипло дышал, и звериные рыки вырывались из его горла. Приоткрыв дверь, жадными глазами следил за этим зрелищем Шпырив. Подбежал Гетьманец:
– Де Лаврюк?
Шпырив показал глазами в комнату. Гетьманец, не выразив удивления, приоткрыл шире дверь, зашел, переступив через Лаврюка, лежащего на девичьем теле, и стал выбрасывать вещи из платяного шкафа Шпыриву.
– Скручивай в узол, – распорядился он Шпыриву. – Бабка отдала гроши, а услышала крик – и отказывается давать драгоценности. Как Лаврюк закинчит, хай идет ко мне.
И он убежал. Мать девушки тихо застонала:
– Сара… Деточка…
Шпырив, напуганный стоном, ударил ее прикладом по голове, и женщина замолкла. Вышел Лаврюк. Его голубые шаровары были в крови. Он недовольно посмотрел на свои руки, вымазанные девичьей кровью, и начал вытирать их о шаровары.
– Будешь? – кивнул он в сторону комнаты, где была девочка и, увидев утвердительный кивок Шпырива, добавил: – Тильки швыдче.
Шпырив, прислонив винтовку к стенке, лег на бесчувственное девичье тело. В другой комнате Гетьманец, приставив наган в виску старой еврейки, уже в который раз повторял:
– Де золото? Де?! Отвечай, бо застрелю, як жидовську собаку.
Но старушка словно не слышала его, слезы лились из ее бесцветных глаз, и она шептала:
– Сара… зачем вы это сделали? Я ж обещала вам деньги!
– Де воны? – кричал Гетьманец и тыкал револьвером в ее беззубый рот.
Лаврюк, помягчевший после полученного удовольствия, произнес:
– Брось ее, сами пошукаем. Ты пидешь к молодухе?
Гетьманец, как бывший учитель и воспитатель, снисходительно осклабился:
– Ни. Це справа для вас, молоди, а я ж для цього вже старый. Давай разом пошукаем драгоценности.
К они стали выворачивать все ящики, шкапы, банки…
– Найшов! – вдруг жадно зашептал Гетъманец. – Побачь?
В его руках была раскрытая металлическая шкатулка, где лежали несколько серебряных колец, броши и бусы. Лаврюк высыпал все на свою широкую, пропитанную кровью ладонь.
– Це не то. Но уж что-то. Поищем еще.
Из другой комнаты вышла старуха и, протягивая вперед руки, повторяла:
– Сара, Сара…
Гетьманец от неожиданности подскочил на месте, злобно сверкнул на старуху испуганными глазами и ударил ее рукояткой револьвера по голове. Та беззвучно упала.
– Помешала бы, – пробормотал он. – Давай все обшарим?
В комнату вошел Шпырив. В его окровавленной руке была винтовка. Гетьманец уставится на него, словно что-то вспоминая, и спросил:
– Ты все? Швыдко обыскувай ту комнату. Нет! Пидем туда разом.
На полу комнаты лежало неподвижное тело Сары. При свете фонаря была видна растекшаяся темная кровь на полу, обнаженные ноги и живот отражались кровяным рубиновым цветом. Но Гетьманца это не интересовало. Он стал рыться в шкафу, выбрасывая из него оставшиеся вещи.
– Це заберемо. И це. Це. Все заберемо. Продадим. Жене отошлю, – говорил он Шпыриву, мысленно предназначая все это для себя самого.
Денег и драгоценностей больше не нашли. Видимо, эта еврейская семья была не богатой, как бы им хотелось, а может, все ценное упрятали надежно. Связав три тюка, они направились было к выходу. Но много вещей не вместилось в их узлы, лежали кучей в комнате.
– Стий! – остановился Гетьманец. – Вдруг сюда еще кто-то придет и заберет, что мы нашли, но не взяли. Они ж тоже наши. Нехай бильше никому на достанется!
Он охватил керосиновую лампу и бросил ее на пол. Стекло разбилось, и керосин, сразу же хватаясь огоньками, заскакал по полу комнаты. Все женщины и старик лежали без сознания, изредка тихо постанывая.
– Правильно, – одобрил действия Гетьманца Лаврюк. – Без следов уйдемо. Швидче!
И они быстрыми шагами, почти бегом, через окно вывалились на улицу.