Децимация

Грушевский уже продолжительное время размышлял – правильно ли он поступил, согласившись на подписание Брестского мира? Он вспоминал свои встречи с представителями Антанты – Багге и Табуи. Они первыми из великих держав признали самостоятельную Украину и рассчитывали на нее в войне против Германии. Он клялся им, что будет верен союзническому долгу и будет держать Восточный фронт. А теперь выходит, что он предал союзников и пошел на соглашение с врагами Антанты. А если ситуация изменится? Как будут относиться западные государства к Украине? А к нему конкретно? Что может быть с ним? «Им я не нужен, Германии – тоже. Останется идти на поклон к Московии?» – от этой ужасной мысли его продирала дрожь. Но такие страны, как Англия и Франция, не простят предательства и в далекой перспективе. Единственное, что его утешало – Украину удалось оторвать от России. Лучше быть в зависимости от далекого соседа, чем близкого. Воспоминание о России и большевиках вызывали у него прилив желчной злости. Надо сделать все возможное, чтобы отдалить Украину от Московии, и делать это всеми силами и как можно быстрей. И он приходил к неутешительному выводу – Украина всегда должна иметь своего хозяина на Западе, иначе ей не противостоять российскому влиянию. И это будет вечной перспективой для Украины. Тогда о какой самостийности Украины можно говорить? Всегда будет марионеткой западных держав.

Грушевский подъехал к Педагогическому музею, который продолжал оставаться штабом Центральной рады. В кабинете расчесал свою холеную бороду, привел костюм в порядок и пошел на заседание. В зале заседаний еще никого не было, он пришел первым, хотя было время начинать работу. Все-таки безобразно относятся его соратники к великому делу возрождения Украины!

Следом за ним вошли двое немецких офицеров, поздоровались с Грушевским и, вынув тетради для записей, уселись за дальним столом. Грушевский сел за председательский стол, начал читать и править тексты документов, которые должны были рассматриваться на сегодняшнем заседании. Постепенно в зал стали заходить члены рады и кабинета министров. Где-то минут через двадцать после своего прихода Грушевский поднял глаза от стола, поздоровался с присутствующими и укоризненно начал:

– Панове! Вот видите, я сегодня снова первым пришел на заседание. После нашего возвращения в столицу еще ни одного заседания не прошло в полном присутствии членов правительства и рады. У нас еще никогда не было кворума. Конечно, есть объективные причины отсутствия – кто-то находится на фронте, в командировке… – он сделал паузу. – У меня есть предложение. Чтобы решения, принимаемые нами, были правомочными, давайте впредь считать так – если присутствует одна треть всех членов, то значит, что кворум есть. Какие у вас будут по этому поводу предложения?

Присутствующие одобрительно зашумели в знак одобрения такого мудрого решения, но никто не стремился выступать. Тогда Грушевский произнес:

– Голосуем? Это предложение принимается.

Грушевский заглянул в бумаги, лежащие на столе:

– У нас в повестке дня достаточно большое количество вопросов. Перейдем к их рассмотрению и обсуждению. Первый блок вопросов – экономический. Надо принять решение по закону о социализации земли. Будь ласка, пан Ковалевский.

Ныне Ковалевский был министром земледелия, но месяц назад он занимал должность министра продовольствия. С кадрами было плохо, приходилось тасовать замусоленную колоду министров, назначая их на новые должности. Новых, тем более ярких личностей, не было. Министр стал излагать суть вопроса:

– Закон о социализации земли мы разрабатываем почти четыре месяца, – с перерывами, по известным вам причинам, – он стал перечислять основные пункты закона и закончил: – Нам потребуется еще месяца полтора-два, чтобы в окончательном виде предоставить все для обсуждения правительству.

Вопросов не задавали, потому что плохо слушали выступающего и глубоко не понимали сути дела. Зато немцы записывали в свои тетради все, что говорилось на заседании. Грушевский подвел итог:

– С законом надо поторопиться, – скоро весна, и аграрный вопрос к этому времени должен быть решен. Интерпелляции не должно быть. И еще, насколько знаю, этот закон включает в себя многие пункты большевистского декрета о земле. Подготовьте его таким образом, чтобы в нем было меньше российского, а больше нашего местного, национального. Когда он будет готов, срочно представьте его для принятия в целом.

На этом закончилось обсуждение закона о социализации земли. Но в обсуждениях мало кто хотел принимать участие – Грушевский давил их своим авторитетом. Непонятное слово «интерпелляция», постоянно употребляемое Грушевским, повергало министров в шок – такого слова в словарях не было, и в каком смысле употреблял его Грушевский, они не знали. Но никто после употребления им этого слова с ним не спорил.

– Второй вопрос, – Грушевский посмотрел в бумаги, – о продовольствии. А где министр продовольствия?

Председатель совета министров Голубович, бледный и худощавый мужчина, ответил: