Децимация

– Мы это понимаем, – так же мягко ответил Гренер. – Мы вас просим только отложить его принятие до окончания военных действий, до окончания посевных работ. Вы же понимаете – в стране военное положение, и любой, даже нужный, но поспешный шаг может ухудшить внутреннюю и внешнюю обстановку. Отложите принятие этого закона. Выполните нашу просьбу, – может, Гренеру хотелось сказать «приказ», но он подчеркнуто произнес слово «просьбу».

Грушевский сидел, уткнувшись глазами в стол. Потом поднял голову и ответил:

– Добре. Правительство пока не будет принимать этого закона, – он внимательно посмотрел на Гренера и добавил: – Хотя бы до тех пор, пока я являюсь председателем рады.

Гренер и Росс удовлетворенно переглянулись. Потом Гренер, добившийся своего, мягко сказал:

– Мы уверены, что вы еще долго будете руководить Украиной. Наша поддержка вам обеспечена навсегда.

Волна удовлетворения охватила душу Грушевского – ему еще долго можно будет руководить Украиной при такой поддержке.

Гренер продолжил разговор:

– Наши производители сельскохозяйственной продукции, – он не стал называть германских помещиков-юнкеров уже принятыми терминами, – хотят купить немного украинской земли, которая у вас называется «черноземом»…

– Мы своей землей не торгуем! – гордо выпрямив голову, возмущенно перебил его Грушевский.

– Вы не дослушали меня, – укоризненно произнес Гренер. – Мы говорим не о земле Украины, а о почве, о черноземах. Эта земля находится в частном владении. А раз владение частное, то его можно покупать и продавать. Германские землевладельцы, а среди них достаточное число весьма влиятельных лиц в правительстве и в военных кругах, хотели бы этот чернозем приобрести, и они были бы вам очень благодарны.

Грушевский понял, что Гренер разделяет понятия «земля» и «почва-чернозем», чего он вначале не понял.

– А что нужно от меня? – спросил Грушевский.

– Ни-че-го, – подчеркнуто по слогам ответил Гренер. – Надо просто не мешать этим частным сделкам. Не принимайте запретительных мер в этом вопросе. Проще говоря, не мешайте людям торговать. Вы сами видите, как мы ввели свободную торговлю – в Киеве стало полно продуктов. Запреты в торговле приводят к дефициту товаров. Поэтому вот такая просьба – не мешать торговле, – повторил свою мысль Гренер.

Помешать такой торговле рада могла бы, но упоминание о влиятельных силах, которые могут оказать покровительство и сейчас, и в будущем было более сильным аргументом, чем какие-то патриотические чувства, и Грушевский ответил:

– Частной торговле мы мешать не можем, это не в наших интересах. Кроме того, я надеюсь, в казну державы будут поступать налоги от таких сделок?

– Несомненно! – твердо ответил Гренер, довольный быстрым согласием Грушевского на эту, как он считал, сложно-щекотливую проблему. И генерал продолжил: – Я хочу с вами решить еще один вопрос… еврейские погромы, устроенные вашей доблестной армией, вызвали ужасно неприятное впечатление во всем мире. Да, во всем мире, я не преувеличиваю. С нашим приходом Украина стала открытой страной, не так, как это было месяц назад, когда никто не знал, что здесь происходит. У меня на руках сводка за вчерашний день, – что делают так называемые сичевики, с евреями. С первого по восьмое марта зафиксировано сто восемьдесят два случая насилия над евреями. Михайловский монастырь превращен в тюрьму для пыток над ними. Трупы убитых евреев валяются на Владимирской горке, их не успевают хоронить. Убили даже какого-то инвалида… – Гренер прочитал: – Борух Зак. А теперь приходят сведения о нападениях на квартиры жителей Киева, где евреи не живут. Это совсем непонятно. Это уже выходит за все человеческие рамки, даже в военное время.

– Мы боремся против этих погромов, – перебил генерала Грушевский. – Выпустили специальное воззвание, где заклеймили позором тех гайдамаков, которые допускают насилие над мирными евреями. Наши агитаторы разъясняют позор таких действий. Но поймите, нам сложно бороться с традициями галицийских сичевиков – у них ненависть к жидам в крови. Но мы выясним и накажем виновных.

– Не надо. Я три дня назад распорядился арестовывать злостных погромщиков, а вчера мы расстреляли нескольких гайдамаков, совершивших наиболее тяжкие преступления. Я надеюсь, вы одобрите эти суровые меры, которые мы применили против нарушителей закона военного времени?

Грушевский был ошарашен. Украинские части подчинялись немцам только в оперативном отношении. Но командовали ими не немцы, а Петлюра, Присовский, Болбочан… немцы явно превысили свои полномочия, тем более в расстреле гайдамаков без суда и без сообщения об этом правительству. Но Грушевский, гневно заикаясь от такого бесцеремонного вмешательства немцев в внутренние дела Украины, ответил совершенно другое:

– Да… я поддерживаю эти меры. Виновных давно следовало наказать.