Децимация

– Я так и ожидал, что вы поддержите предпринимаемые нами меры по прекращению еврейских погромов и укреплению дисциплины. И еще. В Киеве находится слишком много украинских солдат. В столице мы сами поддержим порядок. Вы направьте их не на фронт, – наша армия сама справится с большевиками, а в сельскую местность. Пусть помогают нашим интендантам в заготовке хлеба, реквизициях продовольствия. Я думаю, что украинец с украинцем быстрее договорятся об этом. Хорошо?

– Да, – послушно кивнул Грушевский, который был совершенно смят собеседником.

– И еще. Усильте разъяснительную работу среди населения, чтобы на нас не смотрели, как на оккупантов, а как на друзей, которых вы пригласили для оказания вам помощи в восстановлении вашей власти.

– В наших газетах уже появились статьи с таким разъяснением. Их подготовили и руководители Центральной рады. Но мы еще более усилим агитационную работу. Но у меня есть, в свою очередь, просьба и к вам. Немецкое командование издает приказы, объявления, сводки на русском языке. Не могли бы вы писать их на украинском?

Гренер едва заметно улыбнулся:

– У меня есть данные переписей населения, где указывается, что абсолютное большинство киевлян говорит по-русски. Насколько я помню, более девяносто процентов. Шесть или семь процентов говорят на еврейских языках, но хорошо знают русский язык. Остальные – три или четыре процента говорят на других языках, в том числе и на украинском. Мы не хотим создавать киевлянам сложностей в общении с нами. Но мы подумаем и, возможно, будем издавать свои распоряжения на двух языках.

Судя по объяснению, – Грушевский это понял, – вряд ли немцы будут использовать украинский язык. Он глубоко вздохнул и сказал:

– Скоро украинцев будет в Киеве больше. Прибудут новые курени сичевых стрельцов из Галиции, и люди оттуда уже начали переселяться в Киев. Поэтому сфера применения украинского языка скоро значительно расширится. Я знал, что вы правильно отнесетесь к моей просьбе, всегда будете поддерживать наше стремление к возрождению национальной культуры, государственности… спасибо!

– Да. В этих вопросах вы полностью самостоятельны. Не надо такие мероприятия согласовывать с нами. Но, извините, в других вопросах согласование необходимо. Я думаю, вы правильно понимаете – время военное, сложное… – сейчас Гренер говорил искренне.

Грушевский еще раз поблагодарил генерала за понимание украинских проблем. Разговор был закончен. Росс, пожимая руку Грушевскому, сказал:

– Я рад был с вами познакомиться, – он почему-то не задал обещанных ранее вопросов руководителю Украины. – Из моих статей немецкий народ узнает, что дружественной нам страной руководит не только политик, но и известнейший ученый, действительно просвещенный человек.

Волна теплой радости залила грудь Грушевского. Ради этих слов можно было перенести те унижения, которым он подвергся сегодня в штабе союзников. О нем узнает Европа, и он был счастлив. С чувством глубокой благодарности он пожал руку Россу. Гренер довел его до двери и приказал адъютанту, чтобы тот проводил руководителя державы к выходу и, еще раз пожав главе руку, молодцевато щелкнул каблуками. Потом подошел к Россу:

– Ваше мнение о руководителе Украины?

Росс, закрыв блокнот, в котором делал записи, ответил:

– У меня складывается впечатление, что он не знает обстановки в своей стране. Как созревающая фрейлейн – витает в идиллических облаках. Мы для них являемся единственной поддержкой. Только наши штыки позволяют им существовать. Мне кажется, что это правительство не сможет выполнить тех обязательств, которые оно на себя взяло.

Гренер усмехнулся:

– Ваше мнение практически не расходится с моим. Единственное, что сейчас требуется от главы так называемой украинской державы – подписание продовольственных договоров, точная деталировка их объемов и сроков, а там судьба рады будет зависеть от нее самой. С этим надо поспешить, наш народ уже устал от голодного существования. Надо его пожалеть…и именно нам, – кроме нас никто не даст ему продовольствия.

Вскоре Росс ушел, а Гренер стал диктовать адъютанту отчет о встрече с Грушевским, чтобы отправить его в Берлин.

Грушевский после того, как его дом сгорел во время бомбардировки, временно жил в гостинице «Метрополь». Это было удобно – от гостиницы до Педагогического музея всего метров пятьдесят, и Грушевский в прямом смысле слова на работу по руководству державой ходил пешком.