Децимация

Бард и Эльвира вошли в здание совета. Долго искали Рудненко, но так его и не нашли. Эльвиру многие знали, на ходу с ней здоровались, задавали ничего не значащие вопросы, на которые она не всегда успевала отвечать, так как задававший их зачастую исчезал, не выслушав ответа. Наконец, добрались до кабинета Михайловича – председателя совета. В комнате было накурено, беспрерывно звонил телефон, и председатель постоянно кричал что-то в трубку. Наконец, оторвавшись от телефона, он бросил Эльвире:

– Привет. Наконец-то явилась.

– Да я болела, – стала оправдываться Эльвира.

– Знаю. Как сейчас себя чувствуешь?

– Уже хорошо.

– Тогда давай за работу. Не знаешь еще новости?

– Какой?

– Немцы взяли Николаев.

– Как?

– Вот так. Теперь через пару дней их надо ждать здесь.

Эльвира не успела ответить, как в комнату вбежал Рудненко, а с ним еще несколько человек. Не здороваясь, Рудненко прямо с порога прокричал Михайловичу:

– Николаев пал! Знаешь?!

– Знаю.

– У нас не хватает оружия! Нечем вооружать рабочих.

– А фронтовиков вооружили?

– Да. Им выдали винтовки. Но их не хватает.

– Надо попросить винтовки у морских экипажей, стоящих на ремонте.

Михайлович быстро написал записку и протянул ее Рудненко.

– Иди и от имени совета проси оружие у матросов.

Рудненко взял листок и кивнул Эльвиру и Барду:

– Идем!

На улице он сказал:

– Ты, наверное, Эльвира иди домой, а то вид у тебя еще болезненный. А твой муж пойдет со мной и включится в работу.

Эльвира попыталась возражать, но Бард поддержал Рудненко:

– Иди домой и жди меня, а завтра решим – включишься ты в работу или нет.

Эльвира по-особому, затаенно вздохнула и согласилась. Бард с Рудненко, взяв извозчика, помчались в порт.

Дома Эльвиру ждал неожиданный сюрприз. Родители были настроены на решительный разговор с дочерью. Первым начал Дувид, подталкиваемый взглядом жены:

– Эля, у нас с мамочкой к тебе серьезный разговор. Ты всегда росла послушной девочкой… ну, хотя бы до того времени, пока не связалась с этими… как их…

– Революционерами, – подсказала Ента.

– Нет… Не то… – замотал бородой Дувид.

– Большевиками, – подсказала Эльвира.

– Да, да! Именно с ними. Так вот, дочка, мы хотим, чтобы ты с ними разорвала и вернулась к нормальной жизни.

– Я что, живу ненормально?

– Нет, доченька… – Дувид замялся и снова посмотрел на Енту, словно ожидая от нее помощи, и мать стала говорить:

– Я думаю, Эля, что тебе надо жить, как положено женщине, будущей матери, – надо обрести семейный покой. У тебя есть муж, ты имеешь основу для нормальной жизни. Поэтому мы с папой долго думали и хочем, чтобы ты перестала мотаться по революционной жизни и стала вести добропорядочную жизнь, достойную замужней женщины.

– Я вас поняла. Вы хотите, чтобы я жила так же бесцветно, в страхе перед каждым днем, каждым неизвестным человеком, как живете вы? Я не желаю такой жизни! Вы знаете, что дает революция всем народам? Равенство, свободу, уважение к каждому, – она произнесла великие слова всех революций по слогам. – И это касается нас – евреев.

– Дочка, миленькая, – ласково ответил Дувид, – об этом может мечтать только великий Иегова, и только в его царстве можно получить все то, что ты говорила сейчас. На нашей земле этого не никогда не будет. Так говорит наш раввин, а он мудрый человек и ближе всех нас к Богу. А сейчас я только слышу – свобода, равенство… толку нет. Одумайся, Эльвира.

– Папа! – со смехом ответила ему Эльвира. —Талмудские россказни не только не убеждают меня, а наоборот – мне хочется доказать вам, что человек сознательно может перестроить свою жизнь к лучшему. Большевики возглавили эту борьбу за человека, за его полное освобождение от предрассудков и темноты, которые прививались веками всякими священниками и раввинами.

Дувид как набожный человек обиделся на Эльвиру:

– Не говори так, доченька. Не говори так. Бог за надругательство над ним может мстить. Я хочу, чтобы ты просто жила достойной жизнью. Ты с Митей не зарегистрировала брак, это плохо. Но ничего не потеряно, это можно поправить. Хочешь – венчайся по-нашему, можешь в православной церкви или заключить брак в городской управе. Сделай, как хочешь, мы с матерью не будем возражать. Но чтобы вы жили по закону.

– Да, дочка, – со слезами на глазах подхватила Ента. – У нас есть немного денег. Давай справим свадьбу, чтобы все видели, и нам не было стыдно перед людьми, и чтобы они не говорили, что у нас дочь распутная и непутевая. Давай оформим твои отношения с Митей по закону.

Дувид согласно кивал седой головой. Эльвире вдруг стало жалко своих старых родителей. Они ничего ей плохого не сделали. Она сама сломала их веками сложившийся уклад жизни, принесла им страдания. И Эльвира ответила:

– Хорошо. Мы с Дмитрием заключим гражданский брак, но никакой церкви…

– Хорошо, хорошо, – затряс бородой Дувид. – Как хотите, но только по закону. Мы всех соседей пригласим на свадьбу, пусть смотрят на вас и знают о том, что наша дочь вышла замуж.

Рыхлая фигура Енты тоже затряслась в знак согласия с решением дочери.

– А когда объявим о свадьбе?