Но на сердце у него было неспокойно. Беспокойство усилилось после того, как гайдамаки стали соскакивать с телег, разбирать винтовки и неровной цепью двигаться по полю. Они быстро приближались. От цепи наступавших отделились двое верховых, и галопом через поле поскакали к толпе крестьян. В одном из верховых Тимофей узнал гайдамака, который сопровождал эмиссара. Другой – сын старого пана Апостола. Верховые остановились метрах в десяти от крестьян, и молодой Апостол, щелкнув по голенищу хромового сапога нагайкой, не сказал, а скорее прокричал:
– Расходись отсюда по домам! Немедленно! Я сегодня же разберусь с теми, кто подстрекнул вас взять нашу землю, не дожидаясь закона! А теперь в село, домой, по хатам! Марш-марш!
Но крестьяне не спешили расходиться и исподлобья, с ненавистью глядели на барина. Судя по всему, как определил Апостол, они нынче не намерены были выполнять его команду. Старые времена прошли. Приподнявшись в стременах, он еще раз крикнул:
– Или по домам, или я дам команду разогнать вас. Лучше давайте миром расходитесь! А потом разберемся, кто зачинщики!..
– Барин, а вы по совести разберетесь со всеми? – угодливо спросил Балаболка, снимая перед паном потрепанную шапку.
– Да! Но с теми, кто вас подбил на это дело, я разберусь сурово! Но по совести. А сейчас расходитесь! Не позволяйте мне грех брать на душу! По хатам! – скомандовал молодой Апостол.
– А, ты барин, нас не пужай… – неожиданно вмешался Тимофей. – Земля наша. Так решила громада. Тебе земли в этом году останется, и нам будет.
Апостол от такого резкого ответа вздыбил коня и бросил его к толпе, остановившись лошадиной мордой прямо перед Тимофеем.
– Ты кто такой?! – закричал он и поднял вверх нагайку, замахиваясь на Тимофея. – Ты главный бунтовщик! Ответишь за всех!
Тимофей привычным движением сорвал с плеча винтовку и поднял перед собой, изготовившись к рукопашному бою. Этот военный профессионализм и готовность защитить себя остудили пыл Апостола.
– Или расходитесь, или гайдамаки выгонят вас отсюда в три шеи! – закричал он и вместо Тимофея хлестнул нагайкой коня, помчавшись прочь от бывших своих крестьян.
Селяне, понурившись, стояли молча, опустив глаза в казавшуюся уже свою землю. Никто из них не уходил, но в их облике отсутствовало желание борьбы. Приезд и требования барина остудили их пыл. Тимофей, проводив глазами мчавшегося к гайдамакам Апостола, не глядя никому в глаза, сказал:
– Давайте сделаем так. Бабы и диты нехай идут в село, а мы, мужики, останемся здесь и еще раз поговорим с паном и гайдамаками. Может, все миром решим. А если они начнут стрелять, то им ответим. Кто с оружием, оставайтесь.
Все торопливо согласились с ним. Солдатки, прихватив детей, сначала шагом, а потом бегом бросились к окраине Липовой Долины. Вместе с ними, как заметил Тимофей, побежали мужики и даже те, кто был с винтовками. На поле осталось человек двадцать. И в это время из-за небольшой купки деревьев с окраины поля выскочили верховые гайдамаки, размахивая саблями, а за ними цепью бежали пешие. Оставшихся крестьян охватил страх, и некоторые из них бросились вслед за бегущими в село. Никто не хотел проливать своей крови. И тогда Тимофей скомандовал:
– Стой! К бою!
Он вскинул винтовку и прицелился в одного из всадников. Раздался выстрел, и Тимофей увидел, что всадник мчится к нему, как ни в чем ни бывало. «Промазал!» – зло подумал он. Тимофей оглянулся и увидел, что рядом с ним уже никого нет. Все бежали в село, стараясь скрыться от конных гайдамаков в переулках, за плетнями дворов. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, Тимофей бросился вслед за ними. Бежать было вроде недалеко – метров триста до окраины села, но всадники приближались к селу в несколько раз быстрее и догоняли бегущих селян. Тимофей оглянулся и увидел, как прямо на него мчится конный гайдамак с поднятой вверх для удара саблей. Он остановился и снова вскинул винтовку к плечу, но нажать на спусковой крючок не успел. Лошадь, обдав горячей пеной изо рта, твердой грудью сбила его, и в то же время он почувствовал сильный удар саблей по голове, который снес ему шапку и рассадил скользом голову до кости. Он упал и уже не ощущал, как копыта задних ног лошади вдавили его грудь в прошлогоднюю черную стерню.
Сколько времени был Тимофей без сознания, он определить не мог. Немного приподнявшись, увидел, как на окраине села верховые гайдамаки, догнавшие селян, лупцевали их нагайками, топтали копытами лошадей. Видимо, его беспамятство длилось несколько секунд. А на него набегали пешие гайдамаки. Глаза застилала кровь, и он ладонью вытер ее, попытался привстать, опираясь обеими руками на винтовку, но снова не успел этого сделать. Здоровенный гайдамак подбежал к нему и ударил его прикладом в грудь:
– Лягь по-новой, сволочь! – услышал Тимофей приглушенный голос гайдамака, показавшийся ему знакомым.
Он повернул голову на голос, и сквозь кровавый туман, увидел как Панас Сеникобыла, вскинув винтовку, хочет ударить его прикладом еще раз.
– Панасе! – торопливо, с болью в голосе выкрикнул Тимофей. – Друзьяка!