Децимация

Приклад винтовки, готовый еще раз опуститься на Тимофея, замер в воздухе, потом безжизненно опустился на землю, которую так хотели запахать крестьяне. Панас склонился над ним и произнес дрожащим от горечи голосом:

– Тимак? Радько… – Панас поднял его шапку и вытер кровь с лица Тимофея, взяв его поперек спины, помог приподняться. – Я зараз тебе допомогу. Зараз.

Так участливо говорил Панас своему неожиданному противнику, который еще недавно был его другом. Чувство непримиримости к врагу уступило чувству сострадания – нужно было немедленно помочь фронтовому другу. Он посадил Тимофея и стал искать в своих карманах бинт. У Тимофея все плыло перед глазами от нанесенных ударов по телу и раны на голове, но он по привычке подтянул поближе к себе свою винтовку, глядя благодарными глазами на своего фронтового друга, который не стремился его убить, как врага, а наоборот – оказывал помощь. Но Тимофей не видел, как на него сбоку набегает с винтовкой наизготовку молодой, редкоусый гайдамак. И он вонзил штык своей винтовки в не подозревающего ничего плохого Тимофея, и одновременно прогремел выстрел в упор. Тимофей с широко раскрытыми, но уже ничего не видящими глазами, успел прошептать:

– Панасе… за што?..

И он завалился набок, уткнув окровавленное лицо в трухлявую прошлогоднюю стерню, в ту самую землю, которую так хотел получить. Панас резко обернулся к Шпыриву, который, вытащив штык из тела Тимофея, чистил его, втыкая в вечную землю, готовую принять в себя все – от горячей крови и плоти, до сгоревшей на войне совести. Панас повернул голову Тимофея вверх и увидел, что глаза его друга становятся серыми, стеклянно уставившимися в синюю бездонность неба. Панас, не отводя своего завороженного взгляда от этих обледеневающих глаз, глухо спросил Шпырива:

– Зачем ты це зробыв?

– Так он тебя ж хотив убить, хватався за винтовку. Ты сам не бачив того?

– Ни. Мы с ним вместе воювалы на фронте. Он мой друзьяка.

– Був другом, а зараз став ворогом, – ответил Шпырив, разгоряченный боем, вытаскивая штык из земли, наполовину очищенный от крови. – Да шо его жалеть? Одним ворогом меньше – нам краще.

Панас бережно опустил голову Тимофея на землю, резко выпрямился и двинулся всей своей тяжелой фигурой к Шпыриву. Тот испуганно отскочил, увидев ужасное в гневе и скорби лицо Панаса. Может быть, и хватил бы его Панас по-хорошему, но рядом очутился Гетьманец, отставший от других в атаке.

– Панас, що ты робышь десь? Глянь, вси наши вже в селе, по хатам шугають, тильки мы отстали. Пишлы швыдче!

Панас остановился, не доходя до Шпырива и, буравя его отрешенными от действительности происходящего глазами, ответил:

– Беги в село и назад с телегой, увезем его отсюдова.

Шпырив в испуге согласно закивал головой и опрометью бросился в село. Гетьманец укоризненно, как старший по возрасту и более образованный, сказал Панасу:

– Панасе, ну брось переживать про каждого мертвеца. Це ж война. Пора привыкнуть…

– Пошел, геть! – неожиданно заорал на него Панас. – Геть! Вин мой товарищ, а не мертвец! Ты хоть учитель, но скот!

Гетьманец понял, что надо негайно уходить, и торопливо затараторил:

– Уходжу, Панасе, уходжу. Зараз приидемо за тобой и за ним на лошади…

И Гетьманец суетливо, постоянно оглядываясь на Панаса, побежал, насколько позволял ему возраст, к селу.