Децимация

Панас выпрямил начинающие коченеть ноги Тимофея, потом аккуратно сложил руки крестом и попытался закрыть мертвые глаза. Но плоть была еще теплой, и глаза никак не смыкались, а безразлично смотрели в беспредельную синь мира с белесыми островками облаков. Панас скинул со своей головы островерхую шапку с малиновым шлыком и сел на землю рядом с убитым Тимофеем. «За что убили? – звучал в его ушах шепот мертвого. – За что?» Действительно – за что? Он хотел немного – иметь больше своей земли. Он хотел на ней трудиться, набивать мозоли, поливать своим потом, брать с нее только то, что сам, вместе с ней вырастит. Панас вспомнил, как они расставались в последний раз в Киеве. Они уже тогда были по разные стороны войны, но человеческая теплота не позволяла им стать врагами. Тимофей решил бросить войну, пошел домой, навстречу своей смерти. Он ему помог – дал денег и патронов на дорогу, а мог бы отговорить. Но кто его знает, что ждало бы его в другом месте – кругом война: сзади, спереди, с боков, снизу, сверху… а что его еще ждет впереди?.. И Панас ужаснулся этой нежданно-негаданно пришедшей в голову мысли. Что!? Пусть будет, что будет. Лишь бы поехать домой, найти семью, жену и своих детей. А кругом война – и в душе война. Что он скажет вдове Тимофея? Как подивится ей в очи? А детям? О них Тимофей всегда вспоминал часто и душевно. И зачем его послали из Киева сюда, на усмирение непокорных селян? Чтобы в конце концов он убил своего фронтового товарища?! И Панас аж заскрежетал от внутренней боли зубами. Кому надо, чтобы люди убивали друг друга? Кому? Буржуям, большевикам, галицийцам или еще кому-то? Всем им нужна человеческая кровь! Власть всегда ненасытна, она постоянно требует жертв, и все новых и новых – безрассудно, безжалостно, безумно… и она не может остановиться в своем животном вожделении до тех пор, пока не выпьет всю кровь у этих жертв, а их обескровленные тела не превратит в землю, чтобы потом на ней вырастить новые жертвы и упиваться кровью и страданиями новых поколений. Кому это надо? Тем сумасшедшим, которые хотят переделать веками сложившуюся, размеренную в радостях и горестях жизнь ради своих бредовых идей и целей. Это они готовы положить в могилу весь свой народ, а рядом с ним и другие народы, чтобы позже, оставшись небольшой кучкой, представить себя мучениками и героями в глазах будущих бездушных и бестелесных поколений, подчинить их себе и сделать духовными рабами. Панас посмотрел на Тимофея и притронулся к его глазам, – они закрылись. Тело остыло. А кто виноват в смерти Тимака? И Панас представил в своем воображении самодовольную от совершенного геройства морду Шпырива. Он виноват! Он пришел сюда в этот край из чужой Галиции. Его сюда позвали враги украинского народа. С каким наслаждением этот двадцатилетний молодец разрушает здесь все: православные иконы ворует, а какие не нравятся – разбивает и сжигает; людей и целые семьи убивает, считая их недостойными жить на этой земле, потому что их жизнь не похожа на его. И все это он делает с наслаждением, получая удовольствие от страданий других. «Я его убью, – мрачно решил Панас. – И сегодня же». И в знак того, что этот вопрос для него стал решенным, ударил кулаком в землю и вслух повторил:

– Я за тебя, Тимофей, отомщу. И сегодня же.

Из села слышались выстрелы и крики, но подводы не было. И тогда Панас, закинув винтовку за спину, взял Тимофея на руки и понес в село. На окраине его встретил Гетьманец с телегой. Подъехав к Панасу, он сказал:

– Пан ищет того солдата, который осмелился возражать ему. Хочет повесить на гиляке. Це не той солдат? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – Клади его на дно, здесь есть немного соломки. Если це той солдат, то влетит тебе, Панасе, от пана.

Панас бережно положил тело Тимофея в телегу, взял вожжи и пошел рядом. Гетьманец говорил:

– Пан распорядился немедленно собрать сход. Хочет, шоб вернули ему весь реманент, хлеб и все остальное. А ще он после схода распорядился пройти по дворам и реквизировать хлеб для германцев. Лаврюк со Шпыривом облюбовали уже одну хатку, где будут ночевать, и присмотрели кабанчика. Так шо вечером поедим вволю, как уже давно не ели. Зараз хлопцы по дворам шастають, а я видишь – с тобой. Ты це учти, Панас, и выдели мне за это немного грошей… – увидев, что Панас его не слушает, он поспешил расстаться с ним: – Ты, Панасе, сам его домой вези, а я пиду хлопцам помогу…

И Гетьманец убежал. Панас хотел спросить у сельчан, где хата Тимофея, но деревня, еще недавно многолюдная, казалась вымершей. Все попрятались по хатам и сеновалам, лишь по улицам скакали верховые, призывающие селян идти на сход, да слышался плач и крики баб, отбивающих свою живность и скарб от гайдамаков и умоляющих не разорять их и их детей.

Панас не знал, куда ему ехать дальше, и остановил лошадь. Из проулка выскочил мальчишка, подбежал к телеге, заглянул в нее и не по-детски надрывно закричал:

– Батька!!! – и полез в возок.

Панас подошел к нему и, удерживая за плечи, не позволил ему этого сделать.

– Поехали домой. Показуй куды.