Децимация

– Кажется, пять и шесть, точно не помню. Они меньшие враги нам, чем москаль или жид. А меньше всего папуасы – один балл. Я решил, что они от нас далеко, к нам не доберутся и не представляют опасности, да и отсталые очень. Побольше негры и индейцы. Они могут до нас добраться в составе других армий. Так вот, как я строил это обучение. Каждую картинку я намазал или облил определенным запахом. Москаль пах нечистотами, русифицированный украинец – старым вонючим салом, турок – тоже вонючим, но табаком, австриец – одеколоном, француз – духами, и так все картинки у меня чем-то воняли. Это, скажу я вам, трудное дело – каждое утро заряжать картинки запахами, но для национального воспитания учеников был готов на все. А в классе ученики по запаху должны были определить своих главных и второстепенных врагов. Вариантов воспитания у меня было несколько. Один, самый простой, заключался в том, что надо было по запаху определить трех главных врагов с завязанными глазами. Здесь надо было набрать максимум пятьдесят четыре балла. Набрал меньше – получи указкой по рукам столько ударов, сколько недобрал баллов до максимальной суммы. Другой вариант, также с завязанными глазами – разложить по запаху картинки по мере убывания или усиления враждебности к этим народам. Там система наказания была более сложная. Но главная трудность у меня была с теми, у кого плохо работал нос – они не могли правильно выбрать главного врага, не говоря уже о второстепенных. Я заставлял их нюхать баночку со своим дерьмом из выгребной ямы. Дерьмо хоть и мое, но я им внушал, что это запах москаля, и заставлял их подолгу нюхать, пока некоторым не становилось плохо. Так после моих занятий учни лютой ненавистью горели к москалям, жидам, украинцам, которые продались им в рабство, и открыто мне говорили, что при встрече с ними готовы их убить и, в крайнем случае, плевали им вслед… так вот, о чем я хочу сказать тебе, Панас – если бы ты у меня поучился во Львове, а не в своей сельской школе, то у тебя не было бы угрызений совести, что убил русифицированного хохла. В скором времени мы переедем сюда жить – хватит галицийцам уезжать куда-то в Америку, пора занимать нам вот эти земли, которые испокон веков являются нашими, и перевоспитывать здешних украинцев в нашем духе…

– Запахами? – мрачно перебил его Панас.

– Если потребуется – и запахами, ты над этим не смейся. Это дюже плодотворный способ воспитания у них чувства национального самосознания, идеи нашего превосходства над всеми и того, что мы выполняем Божью миссию на земле. Здесь нельзя брезговать никакими способами, надо только вбить эти чувства в сознание наших граждан – и тогда мы непобедимы. Поэтому совесть – удел слабых и неполноценных людей. А мы должны быть сильными и цельными, в этом залог нашей победы, и для этого мы должны воспитывать всех в нашем истинно украинском духе. Вот, ты сейчас бросаешь злые взгляды на Шпырива, готов его убить. А ведь он правильно сделал, что убил врага. К тому же он не знал, что этот осколок украинца – твой фронтовой друг. Прости его и не злись. Бог велел прощать не только врагов, но и друзей. Эх, многого еще не понимают украинцы…

Педагогические разглагольствования Гетьманца слушали с пьяным вниманием, хихикали и весело загудели, когда он закончил. Всем понравилась идея о том, что они должны любой ценой стать непобедимыми и что будущее за ними. Панас зачерпнул полную кружку самогона из бачка и залпом выпил. Снова стал жевать свинину, но проглотить ее опять так и не смог. Перед глазами вставал мертвый Тимофей. Он выплюнул мясную жвачку из рта, поднялся и сказал:

– Я пиду спать. Сегодня устал, да и настроение не для пьянки, – пояснил он гайдамакам.

– Иди в гумно, там мы все будем спать.

– Ни, не хочу. Я на воздухе устроюсь, на сеновале. Вроде уже не холодно. Зима закончилась…

Он пошел к стогу под камышовым навесом, защищающим сено от дождя, но с боков открытого всем ветрам. Выбрав место, с которого хорошо был виден весь двор, он влез по лесенке почти на самый верх, подтрусил немного сопревшего за зиму сена, лег и стал внимательно наблюдать за сидящими гайдамаками. Со стороны ясно было видно, что многие из них уже пьяны – некоторые от усталости и бурных событий сегодняшнего дня преклонили голову на стол, поднимая ее только для того, чтобы выпить очередную порцию горилки. Панас со злым удовлетворением видел, что Шпырив не отставал от других – заглатывал самогон жадными глотками. «Давай пей. Пей побольше… в последний раз наслаждаешься, подлюка», – зло проносилось у него в голове. Он видел, как Лаврюк что-то рассказывает компании, а та в ответ гнусно-похотливо смеялась. А Лаврюк рассказывал о том, как хорошо он проведет сегодня ночь в объятиях хозяйки хаты.