Децимация

Лаврюк вышел из хаты поздно. Хозяйка к этому времени успела накормить скотину, приготовить завтрак детям. На ехидные ухмылки гайдамаков демонстративно не обращала внимания, только ниже опускала к земле почему-то виноватые черные очи. Пришедшему свекру что-то со злостью выговорила, и тот торопливо ушел. Лаврюк, не умывшись, сел за стол, опрокинул кружку горилки в рот, грязными пальцами засунул туда же застывший кусок мяса и хлестнул прихваченным из хаты кнутом. Остался доволен резким и сухим щелчком. Подошедший к столу Гетьманец, спросил:

– А зачем тебе хлыст?

– Сегодня будут сечь селян, яки грабили маеток пана. Так я хочу пройтись по их спинам, шоб неповадно было воровать чужое. Да и плечи надо размять…

– Правильно. Таких людишек надо наказывать по-серьезному, как в школе. Я по собственному опыту знаю – не накажешь вовремя ученика, он снова повторит такую же или еще худшую гадость. Ну, как ночь провел?

– Гарно. Но, видимо, устал и больше спал. Сегодня наверстаю. Как я понял, ее мужик награбил у пана хорошо, и где-то здесь прячется в деревне. Но мне-то все равно.

– Нет, – возразил Гетьманец. – Это не все равно. Его надо найти и наказать.

– Как хочешь. Но бабенка не то, что итальянки. Холодная, бревно бревном. Но сегодня я ее разогрею. Вот отдохну! – и он снова щелкнул кнутом.

– А Шпырив, как он там? Научил его чему-нибудь новому?

– Его не было. Наверное, ушел спать, не дождавшись меня, – и Лаврюк, снова выпив самогона, стал глотать холодные, с застывшим жиром куски свинины, поигрывая кнутом в одной руке.

Панас Сеникобыла, не завтракая, пошел к сельраде. Там двадцать арестованных, по указке Печенеги селян, должны были под конвоем немедленно отправиться для суда в Ромны. Остальных селян, кто грабил имение Апостола, должны были согнать на сельскую площадь и примерно, при всем народе, наказать кнутами и забрать у них наворованный осенью хлеб и инвентарь. Кроме этого крестьяне должны были возместить материальный ущерб деньгами. Печенега составлял для барина списки виновных, в которые себя не включил, хотя ему от панского имущества досталось как бы и ни больше всех. Так Панас, избежав разбора с паном, рано утром отправился с арестованными в уезд.

Гетьманец искал Шпырива до полудня, но не нашел. У него было подозрение, что Сеникобыла все-таки расправился с ним ночью, но тот уже ушел с конвоем. Гетьманец попросился у куренного быть часовым. Когда гайдамаки пошли арестовывать и наказывать селян, Гетьманец стал рыться в вещах Шпырива. В кожаном мешочке, инкрустированном затейливым еврейским орнаментом, он обнаружил золотые и серебряные кольца, серьги, брошки и даже монисто с красными камнями. Посмотрев на камни, Гетьманец вздохнул: «Эх, молодь! Не мог отличить стекло от бриллиантов». Но золота было достаточно много, что удивило Гетьманца – когда и как этот молодец успел столько его набрать? Золото и серебро он сложил обратно в мешочек и переложил в свои вещи. Деньги разных властей и правительств, завернутые в рушник, он пока брать не стал. К вечеру он обратился к хмельным хлопцам, размявшими свои плечи о спины селян:

– Щось Шпырива не видно?

Никто не знал о его нахождении, и только один предположил, что он, видимо, пошел конвоировать арестованных. Гетьманец участливо подхватил его слова:

– Да, да. Он не ночевал с нами. Видно, вышел рано в село, и его срочно заставили идти с конвоем, даже пожитки не успел собрать. Но я ему их при встрече передам.

Засыпая поздно вечером, Гетьманец снова и снова цепкими, тонкими пальцами ощупывал содержимое вещмешка Шпырива, довольный тем, что деньги еще там, а золото уже у него. О своих подозрениях в отношении исчезновения Шпырива он решил не распространяться. Вещи Шпырива для него сейчас были дороже, чем он сам живой. Засыпая, он подумал: «Надо бы завтра доложить пану, что муж хозяйки ховается где-то в селе и поискать. Может, пан премию за это даст».

Часть X

52

В Харькове большевистское правительство готовилось к эвакуации. В город с запада приходили потрепанные в боях красные отряды, а из города на запад и юг выходили вновь сформированные советские части. С заводов снималось оборудование и вместе с продовольствием отправлялось по железной дороге на север. По городу на полной скорости проносились автомобили с вооруженными людьми, в каждом из них находился комиссар, отдававший распоряжения. Но подъезжал другой комиссар, с более высокими полномочиями, тоже с вооруженными красногвардейцами, и давал другое приказание, исключающее предыдущие. Железнодорожники их молча выслушивали, обещали исполнить, но ничего не делали. Только когда конкретно формировался состав и было ясно – куда он направляется, цеплялись паровозы и увозили кого на запад, кого на север, а других на юг и восток. Ходили слухи, что красные разбили немцев под Дубовязовкой и те вместе с гайдамаками бегут обратно к себе на родину. Но потом выяснялось, что немцы рядом и вот-вот войдут в Харьков. Не только афишные тумбы, но и стены домов пестрели различными призывами и воззваниями к горожанам. В одном из них говорилось: