Децимация

– Я цю хозяйку сразу же заприметил. Зайшов во двор, в хату – чистенько, житом пахнет. Без хозяина такого не бывает. Я тогда к хозяйке и говорю ей – а где, мол, хозяин. Она сначала отнекивалась – мол, свекор помогает. А я в ответ – мол, сейчас узнаю, кто твой чоловик, и если он с москалями-большевиками, то бережись, раззорим дотла. Ну, тут она и разревелась. Тогда я ей говорю – ладно, громить не буду, но вечером приду к тебе, постелись отдельно от детишек, а то разберусь, ежели будет не так, с тобой и мужем твоим. Докажу, шо он большевик. Ничого не сказала, пишла в хату. Но не отказала. «Нет» не сказала. Да, это не то, что в Италии… – Лаврюк любил вспоминать об этой стране и рассказывать о ее определенных нравах. – Там итальянки, увидев нас, сразу же, не успеешь и слова произнести, щебечат: «Си, сеньор». Мол, согласны, – так означает это в ихнем языке, лишь бы ничего плохого не сделали. А здесь гордая, молчит и будет молчать всю ночь, губ не разомкнет, не скажет «нет», хотя, может быть, и против. И все для того, шоб мужа своего спасти и хозяйство. Он, может, еще не ушел с большевиками, только хочет к ним и прячется где-то недалеко…

Все вокруг загоготали.

– А вдруг муж под лижком ховается?! Да за ноги тебя с жинки стянет и голым пустит из хаты.

В ответ на эту шутку все еще громче зареготали. Лаврюк, смеявшийся со всеми, вдруг посерьезнел и пьяно ухмыльнулся:

– Да я цього страхопуда вместе с дверями выкину с хаты, не слезая с лижка.

Все снова пьяно захохотали, и Гетьманец вступил в разговор и наставительно сказал:

– Ты, Лаврюк, с ними храбренький, но когда пойдешь туда, то действительно посмотри по всем углам, да под кроватями и за столами. Не дай Бог, чтобы мужик ее где-то там спрятался. Если шо – кричи, мы в гумне услышим, прибежим на допомогу…

– За кого ты меня считаешь? Шоб я не справился с каким-то засратым мужичишкой… да я его… – он растер грязной рукой свиной смалец по своему лицу, но в голосе его зазвучали нотки сомнения – правильно ли он сделает, что не будет ночевать вместе со всем куренем?.. Он бросил боязливый взгляд на серую в ночи хату.

– Слухай, друже? – обратился к нему Шпырив. – А пидем к ней вместе. Ночь длинна пока, времени всем хватит. Ты як завсегда будешь первым…

– Да, да, – подхватил Гетьманец. – Идите оба, так будет безопасней. Да и шо жалеть какую-то хохлушку, у которой муж большевик!

– Нет, – ломался Лаврюк. – Я сегодня хочу отдохнуть сам и мне нихто не нужон.

– Не надо упрямиться и быть эгоистом, – по-учительски проникновенно, словно бы перед тем, как разнести ученика в пух и прах за неблаговидный поступок, внушал Гетьманец. – Ты устал сегодня, да и пьян. А Бог говорит – поделись со своим близким самым дорогим. А Шпырив тебе ближе всех, я знаю, – голос Гетьманца стал ласковым. – Он молод, ты его научишь тому, что сам знаешь и умеешь. Ты для него уже давно учитель.

– Он и сам это умеет. А может, ты пойдешь?

– Ни. Я вже старый для таких утех, – отрицательно замотал головой Гетьманец под ржание гайдамаков, слушающих этот интимный разговор. – Идите сами, а наш дух и наша сила вам в помощь.

Лаврюк округлил и без того выпученные жабьи глаза, и его засаленное угрястое лицо при свете керосиновых ламп казалось покрытым копотью.

– Гаразд. Вначале осмотрим хату, шоб ничего поганого не случилось и никто не помешал, а потом шоб молодка не перелякалась и не засоромилась нас двох, ты, Шпырив, выйдешь и будешь сторожуваты, а я тебя писля того, як управлюсь, позову. Идет?

– Идет! – радостно согласился довольный этой подачкой Шпырив. Ему также не хотелось сегодня находиться под одной крышей с Сеникобылой.

Вскоре все стали расходиться. Гайдамаки размещались на полу гумна, застеленного соломой и сеном, и вскоре оттуда послышался густой пьяный храп. Часового не ставили, понимая, что опасности никакой нет. Село было напугано и притихло, со страхом ожидая утра. Только в хате Радька горела перед иконой Христа свеча и бездонными, сухими глазами не отводила взгляда от лица Тимофея Дарья.