Децимация

Потом, успокоившись, он стал думать – что бы значили ее слова. Да, действительно – по уровню образования, да и просто по знаниям, ему далеко до Гардинских и их окружения. Да, это так! Он родился в рабочей семье, а не в богатой или интеллигентной. Ему не пришлось по-хорошему учиться в школе и пройти регулярный курс обучения музыке. Но он, и это видят все, превзошел многих в искусстве воспринимать и отдавать музыку. Он с жадностью впитывал в себя мелодии природы, отчасти жизни, он пока их копил, как скопец, в себе, и только часть их он отдавал другим: в синематографе, в гостиных залах, близким знакомым, но больше всего – себе самому, стенам, воздуху, миру… но пройдет еще немного времени, и он положит свои мелодии на алтарь всему человечеству, как только насытится ими сам. Но почему он так растерян? И Аркадия вдруг осенило. Он знает, умеет и чувствует все происходящее тоньше других, не через обыденность жизни, крики и стенания людей – он выше этого, – а через музыку времени и пространства, в котором все слилось органично, в едином сплаве материи и духа. Но дух в нем мощнее материи. Вот в чем его сила, компенсирующая недостаток общих знаний и отсутствие профессионального образования! Все это видят и понимают, а он до сегодняшнего дня этого не знал, и только слова Тани заставили его взглянуть на себя несколько иначе. Но куда девать свое плебейское прошлое? Гордиться им? Унижаться? Молчать? Этого он не мог сейчас решить и, уже успокоившись от душевного самокопания, подумал, что надо бы написать письмо в Луганск, родителям. Как там у них? Уже давно он не сообщал им о себе. Его размышления прервала вошедшая в комнату Арина.

– На, поешь, – она поставила на стол тарелку, накрытую чистым полотенцем. – Небось, проголодался сегодня.

– Нет, милая тетя Арина! – весело ответил ей Аркадий. – Спасибо вам, но я есть не буду, так как иду к профессору на ужин. Понятно?

– Сейчас у профессора сильно не наешься. Они сами досыта не наедаются, – ворчливо ответила Арина. Она сняла с тарелки полотенце, и Аркадий увидел кусочек отварного мяса с небольшой порцией гарнира. – Вот такие порции я и буду подавать сегодня гостям. Я тебе специально отрезала кусочек мяса, а то ты стал плохо питаться.

Зная ее добрую душу и привязанность к чужим, но ставшими родными людям, Аркадий не стал огорчать ее отказом. Он сел за стол и торопливо стал глотать, что находилось в тарелке.

– Не торопись, – все так же ворчливо приговаривала Арина, – а то вкуса не поймешь. Здесь нечего есть барышне, не то, что мужику. Вот видишь, как приходится жить… не то, что раньше. И так стараюсь на кухне что-то выкроить, да разве с малого сделаешь вкусное. Танечку жалко, еще не выздоровела. Ей бы сейчас хорошее питание дать, а в городе продуктов не найдешь. На рынок крестьяне боятся везти – большевики все заарестуют, а может, и их самих. В магазинах по карточкам дают немного… рабочим, а буржуям совсем не дают. А Танечке нужен покой. Смотрю на нее и плачу в душе, как она мается, бедняжка. Был муж, так убили. А ей хочется, чтобы ее любили. А мужчин путевых да красивых стало мало, – кто погиб, а кто скоро погибнет. Останутся одни поганцы…

Аркадий оторвался от тарелки:

– Что вы говорите, тетя Арина? Большевики говорят наоборот, что революция очистит страну от скверных людей.

– Я, Аркаша, много прожила. Всегда погибают честные да путевые. Они знают за что погибать, и смерть им не страшна. Поэтому они добрые и красивые. А гадины притаятся да еще кусают их. А когда красивые погибнут, гадины выползают из своих нор и начинают ругать погибших, что они погибли по-глупому. Видал, сколько этих гадин посылают людей на смерть? А сами сидят под охраной, ждут, когда перебьют самых лучших, чтобы потом глупыми командовать и хвастаться своими подвигами. А сейчас готовы убежать из города первыми, а честные люди из-за них головы положат.

Аркадий доел, вытер салфеткой губы, а Арина продолжала:

– Вот и снова она приходила к тебе, бедняжечка, – Арина говорила о Тане. – Ты стал ей самым дорогим человеком. Только с тобой она чувствует счастливой и делится своими горестями. С родителями этого не делает. Мне ее жаль… и тебе, я вижу, тоже. Вот она к нам и тянется. Относись к ней, Аркаша, по-братски, несмотря ни на что. Она больше не выдержит несчастья.

– Я к ней отношусь хорошо. Лучше некуда, – весело ответил Аркадий. – И она ко мне, вроде бы, неплохо относится.

– Она к тебе не неплохо относится, а хорошо. Ты ей нравишься. Я ж вижу все… и говорила с ней. Она боится поломать твою жизнь, поэтому не хочет большего, чем отношений как у брата и сестры… она себе внушила, что мужчины, которые с ней знакомы близко, потом погибают. А ты ей сейчас дороже всех, и она тебя бережет, не дает повода для какой-нибудь угрозы тебе. Она добрая и чуткая, – Арина, вырастившая Таню, говорила эти слова с сердечной болью.

– Неужели? – удивленно приподнял брови Аркадий. – А я думал, она во мне видит неграмотного простолюдина и учит меня, как подняться до ее уровня… – а сам подумал: «Идиот, что говорю! Это ж неправда».