Децимация

– Да, – с удовлетворенным вздохом поспешно ответил Веденяпинский. – Если не сможете, то это просто останется тайной. На днях немцы вступят в Харьков, и мы хотели, чтобы городская власть была сформирована не киевскими националистами, которые отдают страну на разграбление захватчикам, а нашими сторонниками. Мы будем препятствовать такому ограблению. Мы хотим перед вступлением немцев в город поднять восстание, арестовать руководителей большевиков и сформировать в ходе восстания свою городскую думу, которая поставит немцев перед фактом о наличии новой власти в городе. Этим мы отстраним от власти галицийцев, и немцам придется иметь дело не с предателями народа, а с нами. Вы поняли?

– Но вы все равно будете сотрудничать с врагами?

Веденяпинский жестко улыбнулся:

– Вы хотите сказать, что это не патриотично. Так? Не отвечайте, я понял ваш намек. Есть два вида патриотизма – фанатичный или животный. Его исповедуют галицийцы и прочие националисты, к тому же на нашей, а не на своей территории. И есть патриотизм сознательный или разумный, который всегда был присущ трезвомыслящим людям. Я уже сказал, что немцы уйдут бесславно, рада – с позором, большевики будут уничтожены. Останемся мы – настоящие патриоты, и, отталкиваясь от того прошлого, что является лучшим, построим новую страну. Это произойдет скоро. А пока, – временно, чтобы сохранить единое и неделимое государство, – мы будем разумно строить свои отношения с немцами, не поступаясь, как радовцы, своими государственными интересами.

Аркадий с сомнением смотрел на него. В его голове не укладывалось – как это можно ненавидеть захватчиков и одновременно сотрудничать с ними. Но он не знал, что сил для восстания у сторонников Веденяпинского было немного, и сейчас они усиленно вербовали в свои ряды непонимающую многого молодежь. Но Аркадий был уже посвящен в эту тайну, и отказываться окончательно было неудобно.

– А вдруг немцы останутся тут надолго? Что тогда, вечно с ними жить вместе?

– Аркадий Федорович, вы не поняли разницы между нами и галицийцами. Они идут с нашими врагами нас завоевывать, чтобы остаться здесь навсегда и с помощью внешних врагов угнетать нас. Кроме наглости у них силы нет. Мы же хотим оккупационный режим взорвать изнутри, и нас в этом поддерживает народ. Он уже борется против немцев и радовцев. Мы подготовим всенародное восстание и выгоним врагов совместно с украинским и русским народом.

Он вздохнул. Длинный разговор заронил в нем сомнение о возможности привлечения Аркадия к восстанию, и Веденяпинский, подчеркивая, что он намерен прекратить этот разговор, нарочито устало, обиженным голосом произнес:

– Я вижу, вы пока не можете меня понять, а раз так, то и не сможете нам помочь. И, в конечном счете, решить положительно свое будущее.

Его слова уязвили Аркадия, который от природы был боязливым человеком и, чтобы почувствовать себя на уровне такого отважного бойца, как ротмистр Веденяпинский, он торопливо произнес:

– Я не отказываю вам в помощи, но я не знаю – что я должен делать?

У Веденяпинского удовлетворенно вспыхнули глаза и, наклонившись ближе к уху Аркадия, он прошептал:

– Через несколько дней мы выступим против большевиков. Уже сформированы боевые отряды. Но я понимаю – вы ни разу вы жизни не держали в руках винтовку и шашку. Я правильно говорю?

– Да.

– Но нам нужны трубачи, чтобы подавать сигналы и вселять боевой дух в наших солдат. Вы умеете играть на трубе?

– Когда-то умел. Я начинал учиться музыке в духовом оркестре.

– Вот и хорошо. Военные сигналы, как вы знаете, весьма легкие, даже примитивные. Вы с ними справитесь. Так согласны вы оказать нам такую помощь?

– Да. Согласен.

– Вот и хорошо. Ждите от меня посыльного в ближайшие дни. Он скажет, куда вам явиться. И запомните – это тайна. Утечка информации поставит под угрозу срыва всю операцию. Я в на вас надеюсь, как на патриота.

На всякий случай Веденяпинский записал адрес Аркадия и еще раз подчеркнул, что посыльный может прийти в любое время суток, и чтобы Аркадий сразу был готов идти туда, куда ему прикажут. Веденяпинский крепко, уже по-товарищески пожал руку Аркадия и пошел к гостям. Но общий разговор, вроде бы начинавшийся интересно, угас, и гости стали расходиться. Таня подошла к Аркадию и спросила:

– Ты уединился с ротмистром, как никогда не уединялся со мной, – она засмеялась. – Я знаю, какую тайну вам доверил ротмистр! – увидев недоумевающий взгляд Аркадия, она засмеялась еще веселее, казалось, что и родинки на щеке вспыхивали яркими огоньками. – Не бойся, это известно всем в нашей семье и нашим друзьям. Он тебя уговорил вступить в боевой отряд, чтобы поднять восстание против большевиков и прочих врагов. Я правильно говорю? – кокетничала Татьяна над ошарашенным Аркадием. Она уже давно не смеялась вот так, от души. Ася Михайловна и Гардинский, глядя на них, тоже улыбались от радости – наконец-то дочка веселится, как когда-то давно – в детстве. Неужели тоска и безысходность покинули ее? И они смеялись вместе с дочкой, не зная – над чем.