Децимация

Аркадий был влюблен в Татьяну. Для нее и родителей не было секрета о любви квартиранта к дочери. И только Аркадий думал, что о его чистой и глубокой любви не знает никто, кроме рояля, которому он доверял свои чувства. Он боялся подумать о том, что когда-то придется объясниться в своих чувствах Татьяне, считал себя ниже ее по происхождению и воспитанию. Кроме того, Аркадий считал невозможным объяснение с замужней женщиной, сейчас вдовой, тяжело переживающей свое горе. У них сложились странные отношения. Татьяна и ее родители с интересом наблюдали за его любовными переживаниями. Антон Гаврилович считал, что такое высокое чувство поможет его ученику глубже познать тайны музыкального творчества. Татьяна считала его еще молодым, даже маленьким, но относилась к нему достаточно сердечно, не свысока – это было ей не присуще, но с тем тактом, который не позволял обоим переступить ту черту, когда можно обращаться друг к другу на «ты». После гибели мужа Татьяна стала часто посещать комнату Аркадия, обычно днем, реже вечером. Ей необходимо было говорить с ним, а не с родителями, которые уж слишком хорошо понимали ее состояние, до назойливости, а с посторонним, который не сможет понять ее необыкновенной тоски и переживаний. И еще ей очень нравилась меланхолическая музыка, которую вроде бы без особых усилий мог извлекать из старенького фортепиано Аркадий. Играл он не только известные произведения, но и свои, пристально-грустно рассматривая Татьяну в отражении на корпусе фортепиано, стараясь проникнуть в ее настроение. Закрывал на минутку глаза, и его гибкие тонкие пальцы воспроизводили ее переживания: то щемяще-грустные, то отвлеченно-меланхолические, иногда – бурно-веселые. Были такие моменты, когда Таня играла сама и тихо пела необыкновенно чувственные русские романсы. Но между ними всегда сохранялась некоторая дистанция, порог которой Аркадий первым перешагнуть не мог. Получалось так, что одна сторона обычно молчаливо изливала свою тоску, другая – как губка впитывала ее, стараясь не только понять, но и душевно стать таким же.

Сегодня после обеда Таня пришла к Аркадию. За окном было пасмурно, низкие темно-снежные тучи тяжело ворочались над городом, и в комнате было сумрачно. Таня была в сером шерстяном платье, а на плечах —теплая шалевая накидка.

– Здравствуйте, Аркадий, – подчеркнуто вежливо поздоровалась Таня.

– Здравствуйте, Татьяна Антоновна, – Аркадий встал с дивана. – Садитесь.

– Почему вы вчера не пришли к нам на ужин, а сегодня на обед? Вы что, совсем забыли нас?

– Нет. Я вчера был занят… меня не было дома.

– Обманываете. Я вчера вечером видела у вас свет в окне. Вы были у себя.

Аркадий поколебался и ответил:

– Да, я был дома.

– Так почему вы к нам не зашли? Нам вчера было так грустно. У папеньки не было настроения даже чтобы сесть за рояль. Маман как всегда хандрила. Вы бы могли развеять своей музыкой нашу скуку.

– Я был вчера занят.

– Чем заняты? – она выжидательно посмотрела на Аркадия. – Может, у вас появилась новая поклонница вашего таланта?

Татьяна хитро улыбнулась. У Аркадия вспыхнуло лицо. Поклонницы у него действительно были и он старался встречаться с ними тайком, чтобы никто об этом не знал. Он тревожно подумал: «Неужели Татьяне что-то известно?» Но самое важное в такой беседе – отвлечь собеседника от подозрительных мыслей чем-то неожиданным, и Аркадий решился открыть ей свою тайну.

– Нет у меня поклонниц. Я вчера сочинял новое…

Он заколебался: «Говорить или не говорить?»

Словно угадав его колебания, Таня поспешила на помощь:

– Говорите, говорите, что же вы сочинили? Новое? Исполните? Прошу!

Ей Аркадий отказать не мог. Он подошел к фортепиано, открыл крышку, сел на стул, размял пальцы и обратился к Татьяне:

– У меня к вам одна просьба.

Таня кивнула утвердительно, что выполнит его любую просьбу.

– Только, пожалуйста, не смейтесь. Я вчера вечером, а вернее сегодня ночью, сочинил романс.

– Романс? – искренне удивилась она. – А чьи же стихи?

До этого все знали только о музыкальных способностях Аркадия.

– Стихи тоже мои… – Аркадий густо покраснел. – Я понимаю – это не Пушкин и не Фет, и стихи мои несовершенны… впрочем, как и музыка. Поэтому, если что-то не понравится, не сильно ругайте меня… а главное… не смейтесь…

– Я согласна, – как маленькому ребенку ответила она. – Не скажу ни одного плохого слова, только хорошие…

Сейчас она была удивительно обаятельна и по-женски открыта. Взглянув на нее в последний раз, чтобы больше не поднимать голову до конца исполнения, Аркадий тронул клавиши, и потекло мягкое вступление. Он облизнул губы и запел. Было заметно, что он волнуется. Сколько он пел и играл для других, но никогда такого волнения, как сейчас, не испытывал.

Когда пробуждает, закат наши чувства,

Тогда к тебе ветром вечерним лечу.

В этот ласковый вечер

Ты спешишь мне навстречу,

И тебя я такою запомнить хочу.

Под желтой листвою осенних деревьев

Я нежно тебя от невзгод сберегу.

И пускай дождь играет,

Но душа вся сияет, –

Без тебя и минуты я прожить не могу.

Пролетит наше время словно синяя птица,

И навечно вольется в память мою.