Детство и общество

До того как привести ко мне девочку во второй раз, мать рассказала еще об одном происшествии. Недавно по сексуальному любопытству Мэри был нанесен особый удар. Ее отец, ставший раздражительным из-за страха потерять работу, проявил нетерпимость по отношению к дочери, которая по обыкновению пришла к нему в ванную комнату. Как отец сам мне потом рассказывал, фактически он вытолкал девочку из ванной, сердито повторяя: «Не лезь сюда!» Ей нравилось наблюдать, как отец бреется. Кроме того, в связи с последними событиями она расспрашивала отца (к легкой досаде последнего) о его половых органах. Строгое соблюдение заведенного порядка, когда она могла делать, говорить и спрашивать об одном и том же много раз, всегда было необходимым условием внутренней безопасности Мэри. Девочка была «убита горем», потому что ее лишили возможности наблюдать за туалетом отца (умыванием, причесыванием и т. д.).

Мы с матерью обсудили также и тот факт (о котором я уже упоминал), что педиатр отнес нарушение сна и дурной запах изо рта Мэри на счет плохого состояния ее миндалин и что мать и врач обсуждали в присутствии ребенка необходимость срочной операции. Тогда операция

(удаление) и сепарация (отделение), как можно увидеть, являются событиями одного ряда: фактическое удаление пальца на руке, ожидаемое удаление миндалин и мифическая операция, посредством которой мальчики становятся девочками; разлучение с матерью на время посещения детского сада и отделение от отца. Это и было тем минимальным расстоянием после первого сеанса наблюдения за игрой, на какое нам удалось приблизиться к значениям, на которых, казалось, сходились все элементы игры и биографические данные Мэри.

Полной противоположностью распаду игры является насыщение игрой, то есть такая игра, из которой ребенок выходит восстановленным, как спящий из сновидений, «возымевших должное действие». Распад и насыщение легко заметить, но понятны они лишь в редких случаях. Чаще они размыты и их приходится устанавливать путем тщательного исследования. Но с Мэри все было иначе. Во время второй нашей встречи она порадовала меня образцом игрового насыщения, столь же впечатляющим, как и образец распада ее игры.

Сначала Мэри снова застенчиво улыбалась мне и опять отворачивалась, держась за руку матери и настаивая, чтобы та вошла с ней в кабинет. Однако стоило им оказаться в комнате, как девочка отпустила материнскую руку и, забыв о нашем — матери и моем — присутствии, начала оживленно, с очевидной решимостью и целеустремленностью, играть. Я быстро закрыл дверь и жестом пригласил мать присесть, поскольку не хотел разрушать игру.

Мэри направляется в угол комнаты, где на полке лежат кубики. Она выбирает два кубика и устанавливает их так, чтобы можно было вставать на них всякий раз, когда приходится возвращаться за другими кубиками. Таким образом, игра снова начинается с удлинения конечностей, на этот раз ее ног. Без заминок совершая путь в угол и обратно, Мэри приносит кучу кубиков в центр комнаты. Затем опускается на колени и строит на полу домик для игрушечной коровы. Около четверти часа она полностью поглощена задачей сложить домик так, чтобы он был строго прямоугольным и в то же время точь-в-точь соответствовал размерам игрушечной коровы. Потом она пристраивает пять кубиков к одной длинной стороне дома и экспериментирует с шестым, пока он не встает так, как она хочет (рис. 10).

Рис. 10

На этот раз доминирующим эмоциональным тоном стала спокойная сосредоточенность (с оттенком материнской заботы и порядка) на игре. Нарастания возбуждения здесь нет, и игра заканчивается на ноте насыщения: Мэри что-то построила, ей это нравится, и теперь игра окончена. Она встает с сияющей улыбкой, которая внезапно сменяется озорным огоньком в глазах. Я еще не сознаю «опасности», жертвой которой мне предназначено стать, так как совершенно заворожен тем фактом, что точно подогнанный к размерам коровы хлев выглядит как кисть руки… с шестью пальцами! В то же время он выражает «инклюзивный» модус, присущую женскому полу защитную форму, соответствующую корзинкам, коробкам и колыбелькам, которые девочки разного возраста приспосабливают для удобного хранения мелочей. Думаю, мы наблюдаем здесь две реконструкции в одной: эта форма как бы возвращает на место удаленный палец руки, а ее структура, к счастью, свойственная женскому полу вообще, опровергает ранее инсценированную «потерю из генитальной области». Таким образом, игра второго тура служит выражением восстановления и сохранности, — и это касается тех же частей тела (руки, области гениталий), которые в фазе распада игры первого тура представлялись как подверженные опасности.