Детство и общество

Ребенка, который только что открыл в себе способность ходить, более или менее поощряемую или игнорируемую теми, кто его окружает, тянет повторять акт ходьбы из чисто функционального удовольствия и из потребности довести до совершенства недавно освоенную функцию. Но он также действует под влиянием непосредственного осознавания им нового статуса и фигуры «того, кто может ходить», какое бы значение этому ни придавалось. Он существует в координатах пространства-времени его культуры и относится и к «тому, кто далеко пойдет», и к «тому, кто сможет твердо стоять на своих ногах», и к «тому, кто будет прямым» или к «тому, за кем нужен глаз да глаз, поскольку он может зайти слишком далеко». Усвоение конкретной версии «того, кто может ходить» — один из многих шагов в развитии ребенка. Посредством личного опыта, подтверждающего физическое овладение и культурное значение, функциональное удовольствие и социальный престиж, они с каждым пройденным отрезком пути способствуют более реалистичной самооценке. Эта самооценка вырастает до убежденности в том, что он учится результативным шагам, которые ведут к реальному будущему, и развивается в четко очерченное «я» внутри социальной действительности. Растущий ребенок должен на каждом шагу извлекать воодушевляющее чувство реальности из сознавания того, что его индивидуальный путь овладевающего опытом (его эго-синтез) — успешный вариант групповой идентичности и соответствует пространству-времени и жизненным планам группы.

В этом детей невозможно обмануть пустой похвалой и снисходительным ободрением. Они могут быть вынуждены принимать искусственную поддержку самооценки за неимением чего-то лучшего. Но их эго-идентичность приобретает силу только от искреннего и последовательного признания реального достижения, то есть такого достижения, которое имеет значение в данной культуре. Мы пытались выразить эту мысль при обсуждении проблем воспитания индейцев, однако сейчас пришло время для более ясного изложения вопроса.

«Доктор Рут Андерхилл рассказывала мне, как сидела с группой стариков племени папаго

(Аризона), когда хозяин дома попросил свою трехлетнюю внучку закрыть дверь. Дверь была тяжелой и закрывалась с трудом. Ребенок старался, но ничего не получалось. Несколько раз дед повторял: „Да, закрой дверь“. Никто не встал, чтобы помочь ребенку, и никто не освободил ее от этого поручения. С другой стороны, никто не проявлял и нетерпения, ведь ребенок был совсем маленький. Старики важно сидели в ожидании, когда девочка достигнет цели и дедушка степенно ее поблагодарит. Предполагалось, что ей не дали бы задания, если она не могла бы его выполнить. А раз оно дано, она обязана была выполнить его сама, без посторонней помощи, как взрослая женщина.

Существенный момент такого детского воспитания заключается в том, что ребенка с младенчества постоянно приучают к ответственному участию в социальной жизни. Но в то же самое время предполагаемые этим подходом задания адаптируются к его возможностям. Контраст с нашим обществом очень велик. Ребенок не вносит никакого трудового вклада в наше индустриальное общество, конкуренция со взрослым исключается. Его работа измеряется не собственной силой и ловкостью, а точно выверенными производственными требованиями. Даже когда мы хвалим ребенка за достижения в работе по дому, нас оскорбляет, если такую похвалу истолковывают как похвалу взрослого. Ребенка хвалят, потому что родители видят его старания. И неважно, хорошо или нет, по взрослым меркам, выполнено задание, поэтому ребенок не получает приемлемого эталона для измерения своих достижений. Праздничная церемония, которую устраивает семья индейцев из племени шейеннов

по поводу первой охотничьей добычи (дрозда-рябинника) маленького мальчика далека от нашего обычного поведения. При рождении мальчику дарили игрушечные лук и стрелу, а когда он мог играть — пригодные для стрельбы и подходящие по росту лук и стрелы, которые специально делались для него главой семьи. Животных и птиц мальчик узнавал в определенной последовательности, начиная с тех, кого легче всего было добыть. И когда он приносил свою первую добычу, его семья должным образом праздновала это событие, принимая его вклад столь же серьезно, как и бизона, добытого его отцом. Когда он, наконец, убивал бизона, то это была только заключительная ступень детства, подготавливающая ребенка к взрослой жизни, а не новая взрослая роль, с которой его детский опыт находился бы в противоречии».

Становится ясно, что выдвигаемые в нашей культуре теории игры, предполагающие, будто и у детей игра определяется через противопоставление труду, являются фактически лишь одним из многих предубеждений, вследствие которых мы лишаем наших детей раннего источника чувства идентичности.