Ребенок имеет довольно много возможностей идентифицироваться с привычками, чертами характера, занятиями и идеалами реальных или вымышленных людей разного пола, используя метод проб и ошибок. Явные кризисы заставляют его производить радикальный отбор. Однако историческая эпоха, в которой он живет, предлагает лишь ограниченное количество социально значимых моделей для реально осуществимых комбинаций фрагментов идентификации. Их полезность зависит от того, в какой степени они отвечают требованиям возрастной стадии развития организма и привычным способам синтеза эго.
Моему маленькому соседу роль бомбардировщика, вероятно, подсказала возможный синтез разнообразных элементов, которые входят в состав многообещающей идентичности. К ним относятся его темперамент (энергичный); стадии созревания (фаллическо-уретрально-локомоторной); социальную стадию (эдипову) и стадию социального положения; его возможности (мышечные, технические); темперамент отца (скорее отличного солдата, чем преуспевающего штатского) и современный исторический прототип (агрессивный герой). Там, где такой синтез имеет успех, объединение конституциональных, темпераментных и выученных реакций может вызвать бурное развитие и неожиданное завершение. Там же, где синтез проходит неудачно, все разрешается в неизбежном сильном конфликте, который часто проявляется в непослушании или делинквентности. Если ребенок чувствует, что окружение пытается радикальным образом лишить его всех тех перспектив, которые позволяют ему развиваться и переходить на следующую ступень в своей идентичности, он будет защищаться с удивительной силой, встречающейся разве что у животных, неожиданно вынужденных защищать свою жизнь. В самом деле, в социальных джунглях человеческого существования невозможно чувствовать себя живым без эго-идентичности. Лишение идентичности способно толкнуть на убийство.
Я не осмелился бы делать предположения о конфликтах маленького бомбардировщика, если бы не видел собственными глазами свидетельств в пользу нашей интерпретации. Когда самая худшая из опасных инициатив этого мальчика сошла на нет, его можно было видеть «пикирующим» с холма на велосипеде. Он подвергал опасности, пугал и все же ловко объезжал других детей. Они визжали, хохотали и, в известном смысле, восхищались им. Наблюдая за мальчиком и прислушиваясь к странным звукам, которые он издавал, я не мог удержаться от мысли, что он снова воображал себя самолетом, сбрасывающим бомбы. Но в то же время он прибавил в игровом двигательном мастерстве, развил осмотрительность в атаке и стал вызывать восхищение сверстников виртуозным владением велосипеда.
Из этого примера нам следует усвоить, что перевоспитание не должно упускать возможность использовать силы, мобилизованные для игровой интеграции. С другой стороны, неистовую мощь многих симптомов следует понимать как защиту того шага в развитии идентичности, который обещает данному ребенку интеграцию быстрых изменений, существующих во всех сферах его жизни. Что для наблюдателя выглядит особенно мощным проявлением чистого инстинкта, в действительности часто оказывается лишь отчаянной мольбой разрешить синтез и сублимацию единственно возможным способом. Поэтому можно ожидать, что наши юные пациенты будут принимать только те терапевтические меры, которые помогут им приобрести предпосылки для успешного завершения синтеза их идентичности. Можно попытаться с помощью терапии и наставления замещать менее желательные моменты более желательными, но целостная конфигурация элементов развивающейся идентичности вскоре не будет поддаваться изменению. Из этого следует, что терапия и руководство со стороны профессионалов обречены на неудачу там, где культурой не обеспечивается ранняя основа для идентичности и где благоприятные возможности для целесообразных, но более поздних корректировок упускаются.
Наш пример с маленьким сыном бомбардировщика иллюстрирует основную проблему. Психологическая идентичность развивается из постепенной интеграции всех идентификаций. Однако целое обладает свойством, отличным от свойства суммы его частей. При благоприятных обстоятельствах у детей формируются ядра своей особой, отдельной идентичности в довольно раннем возрасте. Часто им приходится даже защищать ее от вынужденной сверхидентификации с одним или обоими родителями. Эти процессы трудно исследовать на пациентах, поскольку сам невротик, по определению, стал жертвой сверхидентификаций, которые изолируют маленького индивидуума и от его формирующейся идентичности, и от его социальной среды.
А что если «среда» оказывается настолько жесткой и непреклонной, что позволяет жить только за счет постоянной утраты идентичности?