Детство и общество

Рассмотрим, к примеру, шансы на неразрывность связей идентичности у американского темнокожего ребенка. Я знаю одного цветного мальчика, который, как и наши сыновья, каждый вечер слушает по радио передачу о Красном всаднике. Потом он сидит в постели, не в силах сразу заснуть, и воображает себя Красным всадником. Но вот наступает момент, когда он видит себя несущимся галопом за преступниками в масках и вдруг замечает, что в его фантазии Красный всадник — цветной. И мальчик прекращает фантазировать. Несмотря на малый возраст, этот ребенок был чрезвычайно эмоционален как в радостях, так и в печалях. Сегодня он — спокойный и всегда улыбающийся, его речь мягкая и неоднозначная; и никто не может заставить его спешить или беспокоиться, как, впрочем, и обрадоваться. Белым людям он нравится.

Темнокожие младенцы часто получают чувственное удовлетворение, которое с избытком обеспечивает им остаточный запас оральности и чувственности в течение целой жизни, как это ясно видно по их манере двигаться, смеяться, говорить и петь. В результате их вынужденного симбиоза с феодальным Югом, который воспользовался этим орально-сенсорным сокровищем, и возникла идентичность раба — тихого, покорного, зависимого, несколько ворчливого, но всегда готового служить, проявляя время от времени сочувствие и неискушенную мудрость. Однако где-то в фундаменте идентичности появилась опасная трещина. Неизбежная идентификация негра с господствующей расой и потребность расы господ защитить свою собственную идентичность от чувственных и оральных соблазнов, исходящих от низшей расы (откуда родом их няни-негритянки), упрочили в обеих группах цепь ассоциаций: «светлый — чистый — умный — белый» и «темный — грязный — глупый — ниггер». Следствием для негров, особенно для тех, кто покинул убогий приют южных семей, часто было чрезвычайно поспешное и суровое воспитание чистоплотности, что подтверждается биографиями чернокожих писателей. Все происходит так, как если бы наведением чистоты можно было достичь идентичности с белыми. Сопутствующее разрушение иллюзий происходит на фаллическо-локомоторной стадии, когда ограничения в отношении того, девочку какого цвета кожи можно представлять в своих фантазиях, мешают свободному переносу первоначальной нарциссической чувственности в генитальную сферу. Формируются три идентичности: 1) орально-чувственный «малыш-медок» матери или няни-негритянки — нежный, эмоциональный, гармоничный; 2) порочная идентичность грязного, анально-садистического, фаллического насильника — «ниггера»; 3) чистый, анально-компульсивный, сдержанный, дружелюбный, но всегда грустный «негр белого человека».

Так называемые благоприятные возможности, предлагаемые негру-переселенцу, часто оборачиваются лишь более хитроумным вариантом лишения свободы («только для черных»), подвергающим опасности его исторически успешную идентичность (идентичность раба) и неспособным обеспечить восстановление вышеупомянутых фрагментов другой идентичности. Эти фрагменты становятся доминирующими в расовых карикатурах, которые подчеркиваются индустрией развлечений, давая ложные представления об особенностях людей. Уставший от своей собственной карикатуры, цветной индивидуум часто переживает ипохондрическое расстройство. Это состояние можно сравнить с его подчиненным положением и относительной безопасностью, которую обеспечивали своим рабам рабовладельцы южных штатов. Иначе говоря, в этих условиях он совершает невротическую регрессию к эго-идентичности раба.

Я уже упоминал о том, что нечистокровные индейцы в районах, где им едва ли когда-нибудь приходилось видеть негров, говорят о своих чистокровных братьях как о «черномазых», тем самым показывая силу господствующих национальных образов, которые служат точкой отсчета для идеальных и порочных образов в перечне доступных прототипов. Ни один человек не может избежать противодействия образов, которое распространяется повсюду: среди мужчин и женщин, большинств и меньшинств, вообще всех классов данной национальной или культурной единицы. Психоанализ доказывает, что бессознательная порочная идентичность (смесь всего того, что вызывает негативную идентификацию, то есть желание не походить на это) состоит из образов изнасилованного (кастрированного) тела, этнической аут-группы и эксплуатируемого меньшинства. Поэтому обычный настоящий мужчина в своих сновидениях и предрассудках может смертельно испугаться так или иначе проявляющейся сентиментальности женщины, покорности негра или интеллектуальности еврея. Ведь эго в ходе своих синтезирующих усилий пытается категоризировать порочные и идеальные прототипы (соперников-финалистов, так сказать), а с ними — и все существующие образы высшего и низшего, хорошего и плохого, маскулинного и феминного, свободного и рабского, обладающего потенцией и импотентного, прекрасного и безобразного, быстрого и медленного, высокого и низкого, в форме простой альтернативы. Это дает возможность увидеть одно сражение и одну стратегию во вводящих в заблуждение столкновениях между многочисленными мелкими группами.