Существуют крайние варианты этих типов, своего рода живые карикатуры: бородатый еврей в кафтане и Сэмми Глик. Однако психоаналитик знает, что тот же самый набор оппозиций, тот же конфликт между строгим соблюдением Писания и капитуляцией перед изменяющейся ценой вещей наполняет собой бессознательные конфликты мужчин и женщин еврейского происхождения. Они сами не считают себя, да и другими не считаются, «иудеями» в смысле отношения к вероисповеданию или в расовом смысле. Писанием в таком случае, возможно, становилась политическая или научная догма (социализм, сионизм, психоанализ), совершенно не связанная с талмудической догматикой, однако цитируемая и отстаиваемая в манере, не слишком отличающейся от манеры диспутов предков, споривших по поводу истолкования отдельных мест Талмуда. А меновая стоимость могла уступить место навязчивому сравнению по оцениванию ценностей. В экономическом и профессиональном отношении на более поздних этапах истории эксплуатировалось то, что было заложено на более ранних ее этапах. Евреи занимались тем, что умели делать лучше всего, хотя они, конечно, учились совершенствовать и то, что им было позволено делать. Поэтому они становились не только традиционными торговцами, но и посредниками в культурном обмене, интерпретаторами в искусствах и науках, целителями болезней и спасителями от внутренних конфликтов. Их сила в этих областях деятельности заключается в ответственном чувстве относительности. Но в нем же и слабое место евреев, потому что там, где чувство относительности утрачивает должную ответственность, оно может превратиться в циничный релятивизм.
В свою очередь, еврейская душа, постепенно накопившая мужество веков, поднимает вопрос относительных ценностей до уровня, на котором знаемая действительность включает более широкий круг предметов и явлений. В религиозной сфере, как известно, христианская этика основана на полном подчинении этого мира «миру иному», земных империй — Царству Божьему. Когда Гитлер называл совесть еврейским недостатком, он имел в виду христианство и его учение о грехе и спасении.
В наши времена свобода воли человека, свобода сознательного выбора ценностей и свобода суждений были подвергнуты сомнению в теориях трех евреев. Марксова теория исторического детерминизма установила, что наши ценности находятся в неосознаваемой зависимости от средств, с помощью которых мы добываем себе пропитание. (Как психологический факт это не полностью идентично той политической доктрине марксизма, которая в разных странах привела к разным формам социализма.) В психологии теория бессознательного Фрейда убедительно показала, что мы не сознаем наихудшего и наилучшего в наших мотивациях. Наконец, теория относительности Эйнштейна послужила источником современного пересмотра широких основ меняющейся физической теории. Эйнштейн доказал, что наши измерительные инструменты связаны с отношениями, которые мы оцениваем.
Очевидно, можно легко доказать, что каждая из этих теорий появилась в «логичный» момент истории в соответствующей области знания и что эти мыслители довели до кульминации культурный и научный кризис Европы не потому, что они были евреями, но как раз потому, что были евреями, и немцами, и европейцами. Однако составляющие, входящие в радикальные инновации во времена выбора в любой сфере деятельности, почти не изучены. Вот почему мы вправе поставить вопрос: можно ли свести к простой исторической случайности тот факт, что именно Марксу, Фрейду и Эйнштейну — немцам еврейского происхождения — выпала участь не просто сформулировать, а персонифицировать радикальные изменения самих основ мышления человека, от которых он зависел?
Здоровые эпохи и страны ассимилируют вклады сильных евреев, тем самым усиливая собственную идентичность прогрессивными изменениями. Но во времена коллективной тревоги один только намек на относительность уже вызывает негодование. Это особенно справедливо для тех классов, которым грозит утрата статуса и самоуважения. В своем стремлении найти опору для сохранения такие классы со зловещей преданностью цеплялись за несколько вечных первооснов, надеясь, что они-то и спасут их. Именно на этой стадии агитаторы разного толка, эксплуатирующие трусость и жестокость масс, провоцируют возникновение параноидного антисемитизма.
Я думаю тогда, что проникновение в беспощадную природу идентичности может пролить некоторый свет на тот факт, почему сотни тысяч немцев участвовали, а миллионы шли на уступки в немецком «решении еврейского вопроса». Эти методы настолько не поддаются пониманию, что никому — будь то американец, еврей или немец — пока не удается сохранить какую-либо последовательную эмоциональную реакцию на них, кроме приступов отвращения. Вероятно, это было кульминационным завершением извращенного мифологического гения нацизма: создать ад на земле, который кажется невозможным даже тем, кто знает, что он существовал на самом деле.