Детство и общество

Для того чтобы подойти к проблеме тревоги в игре, давайте рассмотрим деятельность по сооружению и разрушению башен. Не одна мать считает, что ее маленький сын находится на «деструктивной стадии» или даже имеет «деструктивную личность». Так она начинает думать, когда мальчик, соорудив огромнейшую башню, игнорирует слова матери. Она хочет, чтобы папа, вернувшись, тоже полюбовался постройкой. Но сын непременно должен ударить по башне ногой, чтобы она рухнула. Почти маниакальное удовольствие, с которым дети наблюдают мгновенное разрушение плодов своего долгого игрового труда, озадачивало многих. Однако ребенку вовсе не нравится, если его башня падает случайно или от руки дядюшки, который ему помогает. Он, строитель, должен разрушить ее сам. Скорее всего, эта игра берет начало в недавнем опыте внезапных падений малыша в то самое время, когда он, стоя на шатких ногах, открывал для себя новый увлекательный вид на все окружающее. Ребенок, который впоследствии научается строить башню, которая будет «стоять», получает удовольствие, заставляя ту же башню качаться и падать. К активному овладению прежде пассивным событием добавляется крепнущая уверенность мальчика в том, что есть кто-то слабее его. К тому же башни, в отличие от маленьких сестер, не могут плакать и звать маму. Но поскольку таким образом демонстрируется пока еще ненадежное овладение пространством, становится понятно: наблюдение за кем-то другим, толкающим его башню, может заставить ребенка вообразить себя башней, а не «толкачом», и тогда все веселье разом пропадает. Позже ребенок увидит, что цирковые клоуны принимают на себя роль такой башни, когда услужливо падают на ровном месте от «явной неумелости». Тем не менее они с неиссякаемым простодушием продолжают бросать вызов силе тяжести и причинности. Значит, даже взрослые люди могут быть смешными, глупыми и плохо стоять на ногах. Однако те дети, которые слишком сильно идентифицируют себя с клоуном, не могут вынести его падений, потому что им это «не смешно». Пример с клоуном проливает свет на происхождение многих тревог в детские годы, когда тревога, связанная со стремлением ребенка установить господство эго, находит непрошеную «поддержку» со стороны взрослых. При этом взрослые обходятся с ним грубо или развлекают его занятиями, которые нравятся ему лишь в том случае, если он сам их начал.

Игра ребенка начинается с изучения его собственного тела и сосредоточивается на нем. Мы будем называть эту первоначальную форму игры аутокосмической игрой

. Она возникает еще до того, как мы начинаем замечать, что это игра, и заключается в исследовании посредством повторения чувственных восприятий, кинестетических ощущений, вокализаций и т. д. Затем ребенок начинает играть с окружающими людьми и доступными ему предметами. Он может без какой-либо серьезной причины кричать на разный манер, чтобы понять, какой именно крик чаще всего заставляет мать возвращаться к нему, или получать удовольствие, изучая на ощупь тело матери, «рельеф», так сказать, ее лица. Это и есть первое знакомство ребенка с «географией», а основные «карты», составленные в таком взаимодействии с матерью, несомненно, остаются путеводителями для первой ориентации эго в мире. Здесь мы призываем в свидетели Сантаяну:

«Далеко-далеко в неясном прошлом, как если бы это было в другом мире или в материнской утробе, Оливеру вспоминалась давно утраченная привилегия сидеть на коленях матери. Это был такой островок безопасности и уюта, такой удобный пункт наблюдения! С вами носились и вас окутывали обилием надежных покровов, наподобие короля на троне, с верными телохранителями, которые окружают его рядами. А глашатаи и открывающийся ландшафт с его пестрыми картинами становились самым занимательным зрелищем. Все было неожиданным и захватывающим, но было не так, как если бы мать рассказывала вам сказку. А эти картины, только иллюстрирующие ее, сами возникали в вашей внемлющей душе».