Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Уловив ее настроение, я спросила мать, что она думает о Джеке, зная, что ее первые впечатления о людях редко бывают благоприятными.

– Я пока не составила о нем мнения, – призналась она, улыбаясь мне. – Мне определенно не нравится это его вечное «приятель», но я планирую дать ему шанс. А тебе он как? – спросила она, в свою очередь.

Я вернула ей улыбку.

– Ну, он немного задирает нос, это точно, но почему бы ему этого не делать? Он умный, веселый и красивый… как его отец.

Последнее я добавила ради матери. На самом деле Бен и Джек не походили друг на друга, хотя оба действительно были наделены этакой грубоватой красотой.

– В любом случае давай позаботимся о том, чтобы Джек прекрасно провел время в отпуске, – предложила мать.

На периферии моего зрения мелькнул чей-то хвост, и, повернувшись, я увидела островного геккона, замершего на внешней стене дома. Ящерица была настолько неподвижна, что казалась ненастоящей, пока ее веки не шевельнулись, опустившись, а потом снова поднявшись.

Мать тоже заметила геккона и простонала:

– Ох уж эти островные тараканы!

– Они довольно милые, – заметила я.

– Возможно, если не имеешь ничего против холоднокровных. – Малабар бросила взгляд через плечо на въезд во двор, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. – Ты же знаешь, что они усыновленные, да? И Джек, и Ханна, – проговорила она шепотом, словно это была запретная тема.

Знала ли я? Кажется, нет.

– Проблема была у Лили, – продолжала мать. – Разумеется, все сделали вывод, что дело в Бене… – Она помолчала. – Ужасное клеймо для любого мужчины!

И тогда я поняла, что, с точки зрения Малабар, неспособность Лили родить сына Бену Саутеру – чья родовая линия протянулась, точно гирлянда из бумажных куколок, на «-дцать» поколений в прошлое до самой палубы «Мейфлауэра» – была еще одним недостатком ее как жены.

– Что ты имеешь в виду? Почему все решили, что дело в нем? – спросила я.

Мать даже оторопела, словно ответ был настолько очевиден, что она не могла понять, зачем задавать этот вопрос вслух.

– Ну как же, Ренни! Разве это не понятно? Люди решили, что мужчина с такой родословной, как у Бена, ушел бы из брака, если бы жена не могла зачать от него детей. Я имею в виду, он ведь прямой потомок. Это мы с тобой можем считать всю суету вокруг «Мейфлауэра» ерундой, но некоторые люди воспринимают ее очень серьезно.

Потом она заговорила о том, как благородно было со стороны Бена ни разу не выдать жену, чтобы развеять это заблуждение, неприглядное и оскорбительное для его мужественности.

Я слушала ее вполуха, дремотно нежась в чувственных удовольствиях острова. Два дня назад в холодном сером Нью-Йорке я зубрила к экзаменам. А теперь я здесь, окутанная теплом и яркими красками. Цвел желтый и красный гибискус в больших горшках, расставленных по веранде. В отдалении слышались приглушенные голоса людей, семьями возвращавшихся с пляжа, звонок велосипеда, трели певчих птиц. Над головой шелестели веера пальмовых листьев, и ароматы, сладостные до абсурда, плыли по ветру.

Я почувствовала, что мать наблюдает за мной из-за темных стекол очков.

– Чего бы я только не отдала, чтобы произвести на свет достойного наследника для этого мужчины, – сказала она.

Я знала этот ее взгляд, хоть и не видела его: у Малабар наклевывалась идея.

– Хотя, пожалуй, в этом ты, возможно, смогла бы мне помочь, – намекнула она.

Я сделала вид, что хочу шлепнуть ее по руке.

– Ты серьезно, мам? Фу!

Мать рассмеялась.

– А что? Ты могла бы стать нашей суррогатной матерью, Ренни.

Я позволила себе посмеяться вместе с ней, поначалу робко, а потом чуть смелее, довольная тем, что мы обе поняли шутку.

– И во что бы это превратило меня? В мать собственного маленького брата или сестры? Бе-е-е! Это уже за гранью добра и зла.

– Да, ты права, действительно, – вздохнула она.

Однако это предложение и речи матери заставили меня задуматься. Неужели она действительно хотела ребенка от Бена? Малабар в тот момент было около пятидесяти пяти, пора фертильности для нее давно миновала, а Бен был на четырнадцать лет старше. Нет. Это никак невозможно.

Прошла долгая минута.

– Полагаю, мы с Беном могли бы обойтись и внуком, – уступила мать.

Я откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Послеполуденное солнце выманивало на кожу дремлющие веснушки, бисеринки конденсата скользили по нашим высоким бокалам с холодным чаем. Мать продолжала сплетничать о Саутерах; я слушала без особого интереса, жалея, что не пошла нырять вместе с Беном и Джеком. Усыновленный или нет, Джек сложением напоминал отца. Он, уверенный в себе, спортивный, интересовался всеми гранями мира, в котором жил, и отличался ненасытной жаждой деятельности. В нем действительно что-то было.

– Они не близки, знаешь ли, – говорила тем временем мать о Бене и Джеке. – Бен очень переживает. Уверена, он завидует тем отношениям, что есть у нас с тобой.