Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

А потом я поцеловала Джека и толкнула его на песок.

* * *

Для меня невозможно вспомнить ту сцену на пляже тридцатилетней давности без подозрительности к собственным мотивам. Я не сомневаюсь в своей привлекательности для Джека, мужчины притягательного и умного. Но за всю историю своих романтических увлечений я ни разу не была той, кто делал первый шаг. Я всегда отвечала на предложение, сколь угодно тонкое – взгляд, флирт, касание, – прежде чем увлечься мужчиной. Но с Джеком было иначе. С того момента, как увидела его в аэропорту, с того момента, когда наши руки соединились в приветствии, я чувствовала, что меня тянет к нему. Джек был рад моей энергичности и отозвался быстро, но инициатором была я, а не он. Это я выпустила первую стрелу в баре аэропорта, положив креветку ему в рот и ощутив подушечками пальцев прикосновение его губ. Джек не случился со мной; это я случилась с Джеком.

* * *

У нас с Джеком оставалось всего два коротких дня до приезда Хэнка, и мы не теряли время зря. За какие-то сорок восемь часов мы залили фундамент наших отношений, не сознавая, как архитектурный просчет в основании конструкции повлияет на каждый ее этаж в последующие годы. Мы бегали с ним по утрам, днем исследовали коралловые рифы острова, а по вечерам лежали на пляже под пологом звезд. Мы прибавили новое измерение к любовному треугольнику наших родителей, еще сильнее перетасовав наши семьи. И хотя в то время я наверняка утверждала бы обратное, я знала, что именно этого и хотела Малабар.

Когда на остров прибыли остальные члены нашей компании – моя сводная бабушка Джулия, сестра Чарльза и его племянница Ханна, Питер и его девушка и, разумеется, Хэнк, – я начала понимать, что Малабар была права еще в одном: запретная любовь действует как электричество. Прячась по кустам, умножаешь коэффициент удовольствия. Как-то раз, помнится, я оказалась прижата к стене: теплое дыхание Джека на моей шее, его тело впрессовано в мое. А потом, при звуке чьих-то шагов – этой дурманящей возможности оказаться пойманными, – мы отпустили друг друга, развернулись в противоположных направлениях и как ни в чем не бывало присоединились к общей компании: небрежно, словно просто выходили за чем-то – то ли бальзамом для губ, то ли книжкой, – уверенные, что никто не заметил нашего отсутствия. Мы при любой возможности воровали прикосновения – прижимались друг к другу коленями под столом, мельком гладили пальцы, передавая тарелки. Как и наши родители до нас, мы говорили на языке, полном намеков. Все это возбуждало. Я не только обманывала Хэнка, я обыгрывала свою мать. Искренне верила, что перемалабарила саму Малабар.

И опять ошибалась.

Глава 15

После отдыха на Багамах я бросила Хэнка, и мы с Джеком стали парой. Решили хранить свои отношения в тайне; никто из нас не хотел впутывать родителей, пока мы сами не разберемся, чего хотим. Но это была не единственная тайна, которую я продолжала хранить. Я не призналась своему новому бойфренду, что наши родители любят друг друга и уже много лет состоят в любовной связи. Мне даже не пришло в голову сказать ему об этом.

Мне, третьекурснице, предстояло учиться еще полтора года, поэтому у нас с Джеком были более чем дистанционные отношения; я тайком ездила в Сан-Диего, а он летал в Нью-Йорк. Во время второго приезда Джека мы провели уик-энд в квартире моего отца в Вест-Виллидж; его самого дома не было, он уехал собирать материал для статьи.

Поскольку для этих отношений Малабар была для меня образцом для подражания, неудивительно, что я тщательно продумала первый домашний ужин, который собиралась приготовить для Джека. Лингвине кон вонголе, простое блюдо, насыщенное вкусами, которое, я знала, было его любимым. Степень успеха зависела от свежести ингредиентов, качества оливкового масла, а главное – умения не передержать клэмов. Но у меня был еще и туз в рукаве, знание, как сделать это блюдо особенным.

В кухне Джек откупорил бутылку вина, наполнил два бокала и уселся на табурет, рассчитывая, что я начну рубить чеснок и петрушку, которые уже лежали на столе. Вместо этого я вытащила огромную разделочную доску и высыпала на нее горку муки. Двумя пальцами сделала ямку в ее вершине, разбила в нее три яйца и влила столовую ложку оливкового масла. И стала перемешивать все это пальцами, пока бесформенная и липкая поначалу масса не собралась в неровный ком.

Джек сидел, наблюдал, и лицо его просияло, когда он понял, что у меня на уме.

– Погоди-ка, – сказал он, – мы что, готовим пасту?

– Конечно, – небрежно ответила я. – Ну же, присоединяйся. Это тебе не зрелищный спорт.

Я разделила массу на два равных куска и одновременно положила их на доску. Джек взялся за один из них, принюхался, а потом сжал тесто в руке, точно пластилин, пока оно не полезло у него между пальцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное