Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

– Не так, – сказала я, накрыла его пальцы своими и показала, как надо месить тесто: прижимать его основанием ладони, складывать расплющенную массу, переворачивать и снова прижимать. Я заняла место рядом с ним, и мы принялись вымешивать тесто, пока оно не стало эластичным.

Закончив, он обвил меня руками и поцеловал в шею.

– Не торопись, – остановила его я, доставая и выставляя на стол старомодную ручную машинку для пасты. – Нам еще предстоит работа.

Я поставила Джека к рукоятке машинки и велела крутить ее, пока пропускала первый шарик теста через валики из нержавеющей стали. Поначалу мы делали это путаясь, неуклюже, но потом вошли в ритм, после каждых двух прокатов поворачивая винт на одно деление и сближая валики еще на миллиметр. За считаные минуты тесто трансформировалось в пласт, стало длинным и тонким, лоснящимся и податливым. Когда полоса достигла примерно полутораметровой длины, я стала пропускать ее сквозь режущие валики, приставив Джека с другой стороны ловить змеистые ленты лингвине на выходе. Когда его руки были уже сплошь увешаны ими, точно бахромой, мы обошли гостиную, раскладывая пасту на просушку по нескольку полос за раз – на спинках стульев, на металлической штанге торшера, на столе в столовой. После того как мы повторили весь процесс со второй порцией теста, отцовская столовая стала напоминать декорации к романтической комедии.

Обсыпанный мукой, хмельной от вина, Джек потянул меня в спальню, подальше от хаоса сушившейся пасты. Мы некоторое время провели там, радуясь возможности быть вместе после очередной долгой разлуки. Джек начал было что-то говорить, но замолчал на полуслове. Он пошевелился на мне, приподнялся, опираясь на локти, и снова попытался заговорить. Его глаза наполнились влагой.

– Что случилось? – спросила я, протягивая руку и касаясь его лица.

– Я люблю тебя, вот что, – ответил он, и слезы полились из его глаз и наполнили мои.

* * *

Нашим родителям не потребовалось много времени, чтобы обо всем догадаться. После того как Джек рассказал одному из друзей семьи, что встречается с девушкой в Нью-Йорке, Бен легко сложил два и два. Новость быстро дошла до Малабар, которая ей не удивилась. Она была в совершеннейшем восторге. С ее точки зрения, то, что мы полюбили друг друга, подтверждало глубокую правоту ее любви к Бену. А я была счастлива, что мы с Джеком ухитрились скрывать наш роман хотя бы эти пару месяцев. Любовь к Джеку, о которой не знала Малабар, позволяла мне верить, что это я стою у руля судна, и каким-то образом служила доказательством, что удовлетворенность матери – не результат моих попыток ей угодить.

Мне исполнился двадцать один год – достаточно для того, чтобы строить жизнь в соответствии с собственными пожеланиями. Так почему же я пыталась строить именно тот насест, которого желала для себя моя мать? Разумеется, тогда я не задавалась этим вопросом. В конце концов, Джек был таким уверенным в себе, надежным. Нет ничего странного в том, что молодая женщина влюбилась в сына любовника своей матери; это нормально – ставить тайну матери выше доверия своего бойфренда. Я так часто повторяла себе эту ложь, что истово в нее уверовала.

* * *

Я переехала в Сан-Диего, чтобы жить с Джеком, через считаные недели после получения диплома бакалавра Колумбийского университета. Я была на хорошем счету в колледже, окончила его с отличием, как и школу, но мне еще предстояло учиться и учиться.

Я еще не стала тем человеком, который с жадностью поглощал книги, предавался глубоким размышлениям и раздумывал о том, какой путь ему выбрать. У меня было в достатке трудолюбия и способностей, но я предпочла путь наименьшего сопротивления для получения диплома, выбрав междисциплинарную специализацию – урбанистические исследования, смесь политологии, истории, социологии и антропологии, – которая позволяла мне наращивать уже накопленные бонусы и не требовала особого академического рвения. Так же я приняла решение перебраться в Сан-Диего. У меня не было своих планов. Выбрала Калифорнию, потому что влюбилась в Джека. Ни на секунду не задумалась: Почему Джек? Почему Сан-Диего? Я по-прежнему верила, что никакое решение не бывает необратимым.

На Тихоокеанское побережье прибыла с большой спортивной сумкой и престарелой кошкой, длинношерстной трехцветной, у которой было по лишнему пальчику на каждой из передних лап. Как и большинство кошек, она поочередно бывала то ласковой, то высокомерной. Кондоминиум Джека представлял собой опрятный прямоугольник холостяцкого рая, выдержанный в непритязательных нейтральных тонах: столы светлого дерева, диван и кресла желтоватого оттенка, бежевый ковер от стены до стены. Диван стоял лицом к гигантскому телевизору. На втором этаже две спальни, хозяйская и гостевая, и в обеих стены из зеркальных раздвижных дверей, скрывавшие просторное внутреннее пространство шкафов. Внизу область гостиной-столовой, кухня, санузел и задняя комната с тренажерами и «железом»: отчасти спортзал, отчасти кабинет.