Читаем Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я… полностью

В любом случае связи с Джеком, тайна моей матери принадлежала, по сути, только ей, и это положение изменилось, когда я сделала первый шаг к Джеку. Я привела в движение некий иной механизм, и секрет Малабар стал и моим тоже, пусть я и не хотела этого признавать. Это воспоминание причиняет мне боль. Я жалею, что мне не хватило мужества настоять на своем и рассказать Джеку правду в тот вечер на пляже Пасифик. Если бы я тогда выудила этот секрет из темноты и утопила его в лавине света, может быть, у нас был бы шанс начать наши отношения по-настоящему – или, как вариант, покончить с ними тогда же. Вместо этого я позволила ему воспаляться и расти.

Глава 16

Это были непростые годы для Малабар. После кончины Чарльза отношения матери с Беном утратили свое прежнее равновесие. Он по-прежнему был женат; она осталась вдовой. Ему нужно было скрывать их любовь; она же хотела кричать о ней со всех крыш. Терпение не входило в число ее добродетелей. Она стала еще более одержима Лили и ее здоровьем и видела, что жена Бена, несмотря на свою видимую хрупкость, не демонстрировала никаких признаков приближения конца. Мать умоляла Бена что-то придумать, найти способ проводить с ней больше времени, но их договор с самого начала предусматривал, что они дождутся смерти своих супругов, прежде чем перейти к более постоянным отношениям. Таковым было условие сделки.

– Интересно, что случится, если Лили на самом деле обо всем узнает и ей придется посмотреть в лицо фактам, – раздумчиво проговорила мать во время одного из наших еженедельных телефонных разговоров.

– Я совершенно уверена, что на каком-то подсознательном уровне Лили уже знает, – ответила я, не в силах представить обратное. Тонкостью в поведении моя мать и Бен не отличались.

Я разговаривала с ней с аппарата на первом этаже, стоя в нашей длинной кухне-камбузе, и слышала, как Джек ходит у меня над головой. Горизонт чист. Опасности нет.

– О, Лили знает это наверняка. Я уверена, что она знает – где-то в глубине души, – согласилась мать. – Но мне интересно, что она сделала бы, если бы столкнулась с фактами в упор. Если бы все это выплыло наружу.

По словам матери, Бен несчетное число раз говорил, что если бы ему пришлось выбирать между нею и Лили, то он, безусловно, выбрал бы мою мать. Его любимая фраза: «Я бы скорее умер, чем жил без тебя».

Я прислонилась спиной к столешнице.

– Мам, что конкретно ты сейчас предлагаешь?

Джек сбежал вниз по лестнице, зажав под мышкой газету. Улыбнулся мне по пути в заднюю комнату, где его дожидалась штанга. Все в порядке? – изобразил он беззвучно губами. Я кивнула. Хотя тяжелоатлетическая тренировка Джека заняла бы как минимум пятнадцать минут и дверь в это время всегда была закрыта, я хотела поскорее закончить разговор.

– Я ничего не предлагаю, – раздраженно огрызнулась она. – Просто вслух думаю обо всем этом. Я думаю: если бы Лили знала наверняка, что ее муж любит меня, это вынудило бы ее что-то сделать? Как-нибудь изменило бы ситуацию?

– Это опасные мысли, – тихо заметила я.

– Ну, Ренни, наверное, тебе стоило бы для разнообразия поставить себя на место Лили, – сказала мать без тени иронии. – К твоему сведению, новость о том, что он остался с ней, несмотря на то что любил другую, могла бы стать для нее огромным утешением. Может быть, теперь, когда Чарльза нет, а я свободна, Лили живет в страхе, что Бен со дня на день возьмет и бросит ее. Наверное, ей стало бы легче, если бы правда была признана открыто. Тогда она чувствовала бы себя в безопасности в своем браке, а я могла бы…

– Ты могла бы – что, мама? Что изменилось бы?

– Ну, для начала, я могла бы проводить больше времени с этим мужчиной.

– Я в этом не уверена, – сказала я. До меня донеслось лязганье металла о металл, скрежет штанги, снимаемой с опоры. – Сейчас не могу продолжать этот разговор.

– Ладно, золотко. – Мать вздохнула. – Но помяни мое слово: вскоре мне, возможно, просто придется дернуть за чеку.

* * *

Не прошло и года, как Джек поддался очарованию моей кошки. По утрам, спускаясь вниз, я обнаруживала ее, урчащую, свернувшуюся клубком рядом с ним на диване, пока он читал газету. Джек разговаривал с ней, как с человеком, и старательно заботился о ее нуждах: почесывал за ушами, сыпал корм в стальную миску. Даже мазал пахнущий рыбой бальзам, способствующий кошачьему пищеварению, на свой указательный палец и давал ей слизывать. Моей кошке удавалось вставать между Джеком и его распорядком лучше, чем мне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное