Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Когда муж Лили, с которым она прожила сорок пять лет, объяснил ей, что у него давно тянется роман с моей матерью – женщиной, которую она считала подругой, – и он желает его продолжить, Лили молниеносно развеяла эту картинку, дернув за поводок так свирепо, что он немедленно оказался у ее ног. Бен вырос в этом городе, в Плимуте, в штате Массачусетс, где был успешным бизнесменом, видным потомком отцов-пилигримов с «Мейфлауэра» и уважаемым семьянином. Был ли он готов отказаться от всего этого и позволить вывалять свое доброе имя в грязи?

Как оказалось, не был.

Я все еще не понимала, насколько много известно Лили о моем участии. Все ли Бен рассказал ей? Как часто Лили восстанавливала в памяти моменты из прошлого? Четырнадцатилетнюю меня, организовавшую экспедицию за клэмами днем после того первого поцелуя; пятнадцатилетнюю меня, которая несчетное число раз хватала их обоих за руки и тащила к двери на вечернюю прогулку; шестнадцатилетнюю меня, участвовавшую в создании их книги о приготовлении дичи; меня в семнадцать, меня в восемнадцать, девятнадцать, двадцать, искусно и всей душой принимавшую участие в этой тайной связи. Подсчитывала ли Лили все эти послеобеденные прогулки? Говорили ли ей, что я встречалась с Беном и Малабар в «Интерконтинентале» за коктейлями, пока училась в колледже? Определила ли она во мне автора той кампании по рассылке фальшивых писем?

А теперь я должна была стать женой ее сына. Лили знала, что я люблю Джека – я была в этом уверена, – но она понимала всю глубину материнского влияния Малабар и, несомненно, видела то, что еще оставалось невидимым для меня.

Мое сердце билось так быстро, что казалось, будто к моей груди пришпилен один из Беновых голубей.

– Кому нужно выпить? – спросил мой будущий свекор.

Выпить нужно было всем.

Напитки были разлиты, выпиты и снова разлиты: текила для Лили, пиво для Джека, красное вино для меня. Бен смешал себе джин с тоником – я никогда не видела, чтобы он пил его прежде, но оказалось, что это его любимый коктейль. Почему он никогда не употреблял его при моей матери? Потому что Малабар презирала джин.

На ужин ожидалось любимое блюдо Джека, новоанглийская классика – сваренные на пару лобстеры с кукурузой. С этой целью на плите грохотала крышкой громадная кастрюля с порцией кипящей воды на пару дюймов от дна. Бен выхватил из кухонной раковины четырех здоровенных лобстеров, по два в каждую ручищу. Лили сняла крышку, и они отправились в кастрюлю. Бен с грохотом прихлопнул крышку и около минуты силой удерживал ее на месте, прижимая трепыхавшихся лобстеров, пока горячий пар не угомонил их навеки. Тем временем Лили вынула из духовки раскаленную чугунную сковороду и выставила ее на плиту. Плеснула в нее растительного масла и отмерила чайную ложку соли, потом влила свое приготовленное по особому рецепту жидкое кукурузное тесто, которое с шипением встретилось со сковородой. Этот рецепт, передававшийся из поколения в поколение в семье Лили, был опубликован в одной из колонок «Готовим заранее».

Мы уселись за маленький прямоугольный стол в кухне. Бен занял свое обычное место во главе, Джек – напротив него, на встроенной скамье под окном, обтянутой кожей. В результате мы с Лили устроились друг напротив друга. Нас разделяло самое небольшое расстояние, всего-то пара десятков сантиметров; она оказалась достаточно близко, чтобы при желании размахнуться через стол и ударить меня.

Бен выложил лобстеров на овальные тарелки и всунул между клешнями каждого по кукурузному початку, совсем как в ресторане. Раздав инструменты для добычи мяса из панцирей – щипцы, кухонные ножницы, коктейльные вилки и один большой мясницкий нож, – он пустился в торопливые извинения, признав свою вину и выразив сожаление из-за того, что причинил боль Лили и поставил нас всех в трудное положение. Но его раскаяние казалось выхолощенным и вынужденным – скорее сыгранным, чем прочувствованным, – и когда этот монолог утих, мы так и остались сидеть, неловко глядя в свои тарелки.

Это молчание нарушила Лили, разломив длинную хвостовую часть своего лобстера, причем шальной метательный снаряд из соков и кусочка панциря перелетел через стол и врезался в мою щеку. Она расправлялась с этим созданием так, словно между нею и им была персональная кровная вражда: оторвала поочередно все его десять ног, выворачивала клешни, пока они не хрустнули, выпустив облачка пара, и отделила тело от хвоста, позволив серо-зеленой печени выскользнуть на тарелку вместе с полоской красной, как пожарная машина, икры.

Запах океана и бойни ударил мне в ноздри, и я ощутила волну тошноты. Джек и Бен принялись поедать своих лобстеров, разрывая их на части и зубами сдавливая мягкие панцири ножек, подгоняя мясо ближе ко рту, чтобы потом легко его высосать. Пустые куски панцирей бросали в деревянную миску в центре стола; они приземлялись туда с тихим приглушенным стуком. Подбородок Джека блестел от сливочного масла и сока.

– Итак, давайте поговорим о свадьбе, – сказала Лили.