Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Ночи Малабар омрачала бессонница. Она пила больше обычного и меньше ела, из-за чего ее боль ярко проявилась в исхудавших щеках и впадине на месте живота. Хоть я и понимала, что она не права, мне все же представлялось, что моя мать и так уже достаточно настрадалась в жизни. Все это было несправедливо. Я собиралась замуж; Бен с Лили по-прежнему были друг у друга, пусть и в ситуации, отягощенной новой враждебностью. Лишь Малабар осталась в одиночестве. Я боялась, что она наложит на себя руки. Или, если у нее не хватит духу убить себя сознательно, может сделать это случайно – когда за вечером со слишком обильными возлияниями последует горсть снотворного.

Любовь Бена годами поддерживала ее. Теперь, когда ее не стало, чего было ждать Малабар? Она приближалась к шестидесятилетию и принадлежала к тому поколению и классу женщин, которые были с детства приучены чувствовать себя неполноценными без мужчины. Мне казалось возможным, что моя жизнестойкая и решительная мать дошла до точки, после которой могла уже не оправиться. Этот промах, этот неверный расчет на верность Бена мог нанести Малабар невосполнимый ущерб.

По дороге в Орлеан я предупредила Джека, что, скорее всего, по приезде ничего веселого нас не ждет. Сказала, что мне, вероятно, придется провести какое-то время наедине с матерью, что у нее серьезные проблемы. Джек поморщился, но не возражал. С тех пор как эта беззаконная любовь вышла наружу, мы с Джеком аккуратно обходили тему Малабар. Я старалась не говорить с ним о мучениях моей матери. По мнению Джека, его мать была единственной, кто заслуживал сочувствия, – и мне была понятна эта точка зрения. Я прислонилась головой к стеклу и смотрела, как менялся фон по мере того, как мы приближались к дому Малабар на Кейп-Коде, как стайки жаворонков над березами уступали место чайкам над смолистыми соснами и карликовыми дубами. Воображаемая сцена между мной и Малабар непрерывно проигрывалась в моем уме: моя одинокая мать возлежит на подушках на кровати в спальне с задернутыми занавесками, с бокалом бурбона в руке, а я пытаюсь помочь ей вообразить будущее без Бена.

Когда Джек свернул вправо, на нашу подъездную дорожку, и асфальт сменился гравием, я глубоко вдохнула, готовясь. Он сбросил скорость, проезжая мимо центрального круга, который огибала дорожка. Там усердно трудился садовник, выпалывая сорняки; у его ног стояли поддоны с растениями. Два пикапа были припаркованы в самой широкой части дорожки, дверцы одного из них были распахнуты, и из них грохотал старый рок. Рабочий с голым торсом, балансируя на лестнице, приставленной к боковой стене дома, соскребал краску с архитрава. Двое мужчин в рабочих ботинках пшеничного цвета и шортах забивали гвозди в новую кровлю.

В центре всей этой деятельности, сидя в режиссерском кресле на веранде, с огромными солнечными очками на носу, нас поджидала Малабар. Судя по тому, что здесь происходило, моя мать готовилась к нашему грядущему бракосочетанию так, словно от этого зависела ее жизнь.

Меньше года назад, через пару месяцев после того, как мы с Джеком заключили помолвку, мать недвусмысленно заявила мне, что дорогостоящие свадьбы – глупая и пустая трата денег. Ей не пришлось долго меня убеждать. Ни я, ни Джек не хотели помпезности и отнюдь не были заинтересованы в том, чтобы утрясать все детали. Была заключена сделка: если мы согласимся на скромное торжество, моя мать возьмет на себя основную часть планирования. Ведь что такое свадьба, если не большая вечеринка? А Малабар знала о том, как надо закатывать вечеринки, больше, чем любой из моих знакомых. Кроме того, я считала всякую ерунду вроде выбора оттенков белого для скатертей, создающих неоправданно сильный стресс. На Малабар можно было положиться по части изысканности решений, и я с облегчением отказалась от роли той, кто будет их принимать.

Малабар помахала нам со своего возвышения.

– Это, блин, невероятно! – пробормотал Джек.

– Ренни! – воскликнула мать и вскочила на ноги.

– Мама! – Я торопливо выкарабкалась со своего места.

Джек тоже вышел из машины, но остался стоять рядом с ней, сложив руки поверх открытой дверцы.

– Малабар, – сказал он, слегка кивая и обводя взглядом происходящее. Он не шелохнулся, даже не подумал подняться на три ступени и поздороваться с ней как следует. Именно тогда я осознала, что его мантра «можно понять, но нельзя принять» не относилась к Малабар, которую он теперь от души презирал. – Похоже, вы даром время не теряете.

Я взбежала по ступенькам к матери, жаждая защитить ее от завуалированных оскорблений Джека. Мы надолго заключили друг друга в объятия.

– Полагаю, вам нужно будет обменяться новостями, – сказал Джек, по-прежнему опираясь на машину.

– Что все это значит, мам? Что происходит?

– Просто решила устроить дому и территории подтяжку лица перед твоим знаменательным днем, – ответила она, отступая на шаг, чтобы хорошенько меня рассмотреть. – Я так рада, что ты здесь, золотко! Я так по тебе скучала! – Она снова обняла меня. – Ну, что, ты готова к большой экскурсии?