Дневник. Том 1

13 апреля. Проходила на днях мимо бывшего дворца Кшесинской – на нем plaque mémoriale[651]: «В этом доме с такого-то марта по такое-то июня 17 года заседал штаб» и т. д.[652] Я подумала: «Une grue royale a été remplacée par un tas prostituées»[653]. Каким небесным невинным ангелом кажется очаровательная Кшесинская рядом со всеми этими немецкими шпионами, как их величают на процессах.

Ни о ком из арестованных ни звука. Они пропадают, как в Лету, как в могилу. И это молчание вокруг исчезнувших живых людей ужасно.

Мать Анисимовой понесла дочери деньги, передачу. Деньги не приняли: «Ваша дочь в больнице, придете в следующий раз, если выйдет из больницы, передадим».

Сколько несчастная женщина ни хлопотала, ничего не узнала. Каменная стена.

Меня страшно беспокоит лето. Детей Старчаковых надо везти в Детское – с кем их оставить? Мне самой надо ехать с театром на два с половиной месяца. Это единственный способ заработать на отпуск, а не отдыхать я больше не могу, мои силы приходят к концу. Я вот сегодня лежу, голова кружится, сердце болит, и ни мысли в голове. У меня дома нет угла, живу я с девочками в одной маленькой комнате, вечером мне не дают уснуть Вася с Наташей, утром будят младшие. Мне нужен отдых, и как можно скорей. Неужели не дотяну? Безумно интересует развязка. Чем кончится борьба двух миров?

18 апреля.

Была в церкви у Знаменья (в Детском) и утром, и вечером. Как люблю я великопостную службу, какие чудесные слова. Человек прежде мог делаться чем угодно, но в детстве он слышал, он учил эти слова: «Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков»[654]. Если бы Вася вник в эту молитву, мог ли бы он быть таким недоброжелательным ко всем, так злорадствовать всякой чужой неудаче?

Закрыли почти все церкви.

В Ленинграде остались Никольский собор и Кн. Владимира[655], греческая[656], Андреевский обновленческий

[657]. Здесь осталась одна. Большинство священников выслано. По-видимому, религия внушает большой страх, или это масонская ненависть ко Христу?

Я хочу заказать Коноваловой барельеф Алены, сделать его на мраморном белом кресте. Я перевезу Алену и маму на Александро-Невское кладбище Никольское[658] к дедушке. Поставлю памятник Алене и завещаю, чтобы меня положили у ног Аленушки и на подножии креста выгравировали слова: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный…» Как хороша эта молитва – вопль человеческой души: «и одежды не имам да вниду вонь»[659].

Коновалова рассказывала со слов Ф.Г. Беренштама, что последними словами Кони была просьба поставить на его могиле деревянный крест. Несколько лет тому назад Ф.Г. поручил Коноваловой вырезать этот крест в русском стиле, Дом ученых[660] хотел поставить его в какую-то годовщину смерти Кони. К.П. сама не смогла до конца довести работу, т. к. в квартире Беренштама, где она работала, кто-то заболел скарлатиной. Докончил старичок резчик.

Но крест так и не поставили[661]

.

Вася часто возмущается, что я не хожу в кино, в театр. По ним, по современной молодежи, впечатления скользят, не доходя до сознания. С детства они привыкли к ужасу современной обстановки. Слова «арестован», «расстрелян» не производят ни малейшего впечатления.

А каково нам, выросшим в Человеческой, а не звериной обстановке; впрочем, зачем я клевещу на бедных зверей.

Мне непонятно вот что: Ягоду расстреляли, и он, и его поступки, и его приспешники опорочены. Казалось бы, логически рассуждая, все высланные им ни в чем не повинные люди, вроде сотен тысяч дворян, высланных в 35-м году за смерть Кирова (убитого Ягодой), должны были бы быть возвращены.

Выходит как раз наоборот. Сейчас все, отбывшие свои 5 лет или 3 года, получают еще столько же и ссылаются много дальше. Как это понять? К. Тверской, Иванов-Разумник, П.И. Нерадовский с больными ногами.

1 мая. Нас начинают опять обучать выборам в РСФСР. Для чего расходуются на это огромные деньги и вся бумага, которая есть в стране, не понятно. Кого мы хотим обмануть? Говорил нам пропагандист о 1 мае, и я вспомнила очень забавную историю. Не помню, в каком году могло это быть – 1902, [190]3, – не помню. Мы тогда жили в Вильно, и у Скосыревых должен был состояться домашний спектакль. Mme Скосырева, рожденная гр. Маврос, в первом браке гр. Симонич, продвигала мужа, отставного драгуна М. Скосырева, строила ему карьеру, и спектакль и вечер были для губернатора фон Валя.