Дневник. Том 1

Толстой и Шапорин, вероятно, никогда не смогут договориться.

Толстой – это быт, реализм, анекдот, а опера всегда романтична. Романсы Юрия – вот его творческая тональность.

1 декабря. Как можно жить, потеряв ребенка, такого ребенка, как Алену? И живешь, потому что жизнь – это зубчатое колесо. Но минутами как будто кожа срывается с затягивающейся раны, и больно нестерпимо. Сейчас прибежал Волчок. У старика уже глаза потускнели. Так же прибежал он к ее кровати в последний день ее жизни, вилял хвостом, служил, Алена радовалась, смеялась. Волчок, Волчок, счастливый непонимающий зверь. Так больно, больно, больно. На днях я услыхала страшный детский плач на улице. Я подбежала к окну. Вера Наумова тащила буханку хлеба домой, ей захотелось по маленьким делам, вероятно, она долго удерживалась и все-таки не смогла удержаться. Ей лет 7 – 8, она отчаянно плакала, как будто случилось что-то непоправимое, ужасное, ее плач был чем-то похож на плач Алены. Я кинулась на кровать с таким же плачем, в доме никого не было.

Полоснуть бы бритвой себе вены – и дело с концом. Как жить без Алены? Почему я живу? Из одного ли страха смерти? Мне кажется, я смерти нисколько не боюсь, это так просто и так нестрашно. Как бы мою смерть перенес Вася? Мое самоубийство произвело бы слишком тяжелое впечатление на его нервную систему. Я не думаю, чтобы он страдал сердцем, если бы я умерла. [Он в отца, и привязанностей у него нет.] Он был бы потрясен. И как его сейчас оставить и на кого?

4 декабря. Убили Кирова[533]. Кто и по какой линии? Неужели род человеческий так глуп, что все еще повторяются политические убийства, когда заведомо известно, что всякое убийство влечет за собой только реакцию. Люди, конечно, звери и могут быть гораздо хуже зверей. «Jedoch der schrecklichste der Schrecken Das ist der Mensch in seinem Wahn»[534]

(Шиллер). Я понимаю, что убийца должен быть казнен, но зачем эта гекатомба из семидесяти, по-видимому, совсем не причастных к убийству Кирова человек?[535] Это ГПУ замазывает свою оплошность и бросает кость рабочим, которые совсем в ней не нуждаются. А может быть, и нуждаются. По крайней мере, Зося находит, что семидесяти мало, надо тысячу за Кирова расстрелять. У них у всех парадоксальная фаза – по Павлову[536].

6 декабря. Ехала вчера в город с Марианной Толстой. У нее очень плохой вид последнее время, дома об ней, по-моему, очень мало заботятся. Она мечтает уехать на месяц в Петергоф. Сейчас у нее очень натянутые отношения с отцом. «В нашем доме любят только удачливых людей, и т. к. я сейчас в полосе болезней и депрессии моральной, то я не ко двору. В прошлом году, когда Фефа был так несчастен, папа его возненавидел, и Туся тоже отвернулась, сейчас же, когда у Фефы все хорошо, удачная женитьба, успехи, и дома к Фефе прекрасное отношение. Помните, как у нас все превозносили И.В. Запорожца, какая была дружба, сейчас, когда все ГПУ слетело и Запорожец в опасности, я слышу, папа его ругает, говорит, что слышал о нем много очень плохого. Я возмутилась и сказала папе, как это возможно так менять свое мнение о людях. Папа на меня закричал, вообще он уже недели две со мной не разговаривает. Это какой-то примитивный эгоизм. Ведь смотрите: у нас нету постоянных друзей, у нас бывают какие-то случайные люди. Случись с папой несчастье, они все отвернутся. И я думаю, что это идет скорее от Туси, чем от папы».

Я люблю Марианну, может быть потому, что знаю с рождения. Ее несчастное детство наложило на нее печать какой-то ущемленности. Своими романами она хочет залечить неудачное увлечение Фединым, но, по-видимому, первую рану залечить трудно. Марианна очень талантлива, она мне читала свои стихи, прекрасные, музыкальные, настоящие. Она умна, но слишком откровенна, и сама это сознает и страдает от этого.

Из острот Старчакова: «У нас же нет литературы, совсем нет. Есть несколько книг, но литературы нет. Если бы Козаков не был блестящим оратором, его бы не было вовсе. Козакова читают до Любани[537], в Бологом[538] его уже не читают.

У нас есть два писателя – А.Н. Толстой и Тихонов Н.С., но и то в прежнее время Толстой был бы только средним писателем».

Когда Марианна рассказывала мне об отношении к ней отца, я вспоминала о том, как я, бывало, старалась домой приехать в парадном виде. Мама не выносила неудачливых людей.

12 декабря. Вернулась сейчас из филармонии, исполнялась симфония Юрия, дирижировал Коутс[539]. Она производит огромное впечатление. Больно мне было до отчаяния. Кто больше меня понимает дарование, возможности Юрия, национальный характер его таланта.

С нами в ложе были Чупятовы, Шишковы, Старчаков, Чапыгин и Н. Крандиевская. Чупятовы были потрясены. «Это возвращение русской музыки», – сказала Ксения Павловна. Успех был очень большой; вызывали очень много, вызывали сразу же после 1-й части. Эта симфония смотрит в будущее. Когда мы слушали эту симфонию в Москве, Г.А. Римский-Корсаков сказал: «Конец симфонии хочется слушать стоя».