Читаем Дневник. Том 1 полностью

Хлопотал Иохельсон, Брянцев просил Угарова, результатов не было никаких. Из Москвы никаких вестей. В управлении ГПУ на все просьбы отсрочить высылку хотя бы еще на пять дней – отказ. 8-го я поехала к Н.М., познакомилась с женой и детьми, она очень мне понравилась. Мальчики воспитанные, сдержанные. Квартира вверх дном, ящики, рогожи, сено, упаковщики, все на полу, Надежда Семеновна сидит и плачет. Так, вероятно, уезжали из Москвы перед французом, да и то тогда было менее irrévocable[543], – бежали от врага, ехали по своей воле, в свои усадьбы. Большую часть вещей они брали с собой, что нельзя было взять, я предложила перевезти на Канонерскую, – картины, люстры, часть книг. У Н.М. огромное преимущество перед другими высылаемыми – средства.

9-го я осталась ночевать на Канонерской (в не топленной всю зиму комнате), вещи перевезли, ТЮЗ дал грузовик. Чудесный, доброжелательный и все понимающий шофер Григорий Самойлович, высокий, широкоплечий. 10-го я поехала к ним проститься, в 8 часов вечера они должны были уезжать, а в 7 у меня была репетиция кукольного театра.

Отъезд был приостановлен. В 6 часов к ним прибежали два милиционера в страшных попыхах и страшном беспокойстве: а вдруг уже уехали? Из Москвы по прямому проводу передано: приостановить! Значит, Ю.А. хлопотал и что-то изменилось, но насколько – неизвестно. Н.М. заговорил об Ю.А. и чуть было не заплакал, да и я была близка к этому. У меня состояние как при сильной болезни.

В несчастном Ленинграде стон стоит, и были бы еще целы колокола, слышен был бы похоронный звон. Эти высылки для большинства – смерть. Дима Уваров, юноша, больной туберкулезом и гемофилией, что он будет делать в Тургае[544]

с тремя старухами: матерью, теткой и няней? Чем заработает хлеб? Творится что-то чудовищное и неописуемое. Высылаются дети, 75-летние старики и старухи, Пинегин, у него висел портрет Седова, при обыске ему было сказано: знаем мы вас, портреты царских офицеров на стенки вешаете…

Лозинский с семьей. За него очень хлопотали здесь и Толстой в Москве, поехал в Москву Никита Толстой, был у Горького, привез хорошие вести, но на всякий случай пошел с Наташей в загс. Если вышлют семью, девочка сможет остаться здесь. Это страшно трогательно. Наталья Васильевна вчера мне звонила и рассказала все это. Я просила ее поцеловать Никиту в обе щеки, недаром же я так люблю обоих мальчиков.

Я вчера репетирую, вдруг вижу в дверях Елену Ивановну: все Козловские арестованы, я еду к вам. Маруся Тихонова-Неслуховская говорит, что у них прямо переселенческий пункт, высылается ее двоюродный брат. Пошла я к Морозовым, думаю, вот где я отдохну на минуту от всех ужасов. А у них полна гостиная людей, приехавших прощаться. В институте Лесгафта семь человек, из политкаторжан – три семьи высылаются. Ссылают в Тургай, Вилюйск, Атбасар, Кокчетав[545]

, куда-то, где надо 150 верст ехать на верблюдах, куда-то, где ездят только на собаках.

По каким признакам?

Бывших дворян, аристократов, оппозиционеров, детей священников, мало-мальски состоятельных людей, имеющих родных за границей, и без признаков вовсе. И главным образом старых петербуржцев[546]

. Да и что могло остаться от прошлого у всех этих людей за 17 лет уравнительного бедствия? А с другой стороны, у кого из интеллигенции нет хотя бы одного из этих признаков. У меня масса причин к высылке. Дворянка – раз, дочь помещицы – два, братья бывшие офицеры – три, эмигранты – четыре! Толстой, Федин – да у всех покопаться, найдется повод для высылки. Ужас висит над городом.

А цель? Или уничтожение русской интеллигенции, как говорил мне Jerard в Париже в 1928 году. Или, по проф. Павлову, очередное «торможение» для удержания населения в «парадоксальной фазе». Или вредительство. Нарочитое возбуждение ненависти к власти, как только замечают, что даже самые ненадежные элементы начинают примиряться и «принимать» новый режим. У всех этих жертв сразу отбираются паспорта. А в комиссионных магазинах перестали принимать вещи без предъявления паспорта. Люди бросают свой скарб и едут без гроша, без надежды на работу неведомо куда.

В ГПУ приносят людей на носилках, и если человек может головой шевелить, значит, годен для выселения. Что это?

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Бандеровщина
Бандеровщина

В данном издании все материалы и исследования публикуются на русском языке впервые, рассказывается о деятельности ОУН — Организация Украинских Националистов, с 1929–1959 г., руководимой Степаном Бандерой, дается его автобиография. В состав сборника вошли интересные исторические сведения об УПА — Украинской Повстанческой Армии, дана подробная биография ее лидера Романа Шуховича, представлены материалы о первом Проводнике ОУН — Евгении Коновальце. Отдельный раздел книги состоит из советских, немецких и украинских документов, которые раскрывают деятельность УПА с 1943–1953 г. прилагаются семь теоретических работ С.А.Бандеры. "научно" обосновавшего распад Советского Союза в ХХ веке.

Александр Радьевич Андреев , Сергей Александрович Шумов

Документальная литература / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)

Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора.Историк И. С. Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака.

Илья Сергеевич Ратьковский

Документальная литература