Добролёт

Бритюков. Григорий Иванович! Отец родной! Виноват! Прости, Христа ради! Если б я знал, да я бы выплеснул её за борт. У меня в голове и мысли такой не было – взять и напиться! Да ещё кого-то напоить!

Шелихов. Да кому твоя тюленья башка нужна! Иди, лекарь-пекарь, видеть тебя не хочу.

Измайлов. Григорий Иванович! Ты хотя бы меня выслушай! Вот когда мы идём под парусами, и когда по сектанту смотрю на небо, на звёзды, я знаю, где мы находимся и куды движемся. А вот когда захожу в трюм, ложусь на лежак, то теряю представление, где я и што со мной. И для чего я вообще? Куда и што во мне движется или ужо готово умереть или умерло? А может, я последний день живу? Ваше купеческое дело понятно. От малых денег к большим идёте. А я от молодости к старости ногами двигаю. Никто меня не ждёт. Ни жена, ни дети. А чарку принял – и вроде бы как парус над головой поднял. Всё на своё место стало…

Шелихов. Так с водкой к смертушке своей не идёшь, а бежишь. Наше место в жизни Господь Бог определяет.

Измайлов. Не Господь определяет, а ты, Григорий Иванович. Господь мне деньги не платит. Прости меня, Господи, за богохульство!

Шелихов. Сам водку пью и горазд понимаю, что после вахты православному человеку нельзя не выпить… Что ж, разве я против? Пейте, да дело разумейте и головы не теряйте.

Измайлов. Мы и то думаем, зачем ты себе такие права разрешил, а у нас отнял? С твоего водочного поднесения нож али стрела американская слаще, что ли, станут?

Шелихов.

Иди проспись!

(Измайлов выходит. В избу входит вождь коняг Ка-тыла.)

Ка-тыла(громко). Тоён Ше-лих! Я принёс тебе шкуру бобра.

Шелихов. И чего ты за неё просишь?

Ка-тыла. Огненной воды. Водовки. Немного, как для морской птички.

Шелихов. Слава богу, птички не пьют. Водку дать не могу. Буду давать в награду только тому, кто принесёт менять на штоф не меньше двух бобровых шкур.

Ка-тыла. Ше-лих, ты хитрый и несправедливый! Ты знаешь, как редки морские бобры и как много людей и байдар нужно для охоты за ними. А шкура бобра всегда достаётся богатым, имеющим калгу-каюра – раба-гребца на байдаре. Бедному же охотнику, которому нужно самому и каюрить, и стрелку спускать, говорят: «Как ты мог убить бобра? Ты должен был каюрить».

Шелихов

. Так всегда было, будет и должно быть: один гребёт и везёт, другой добычу берёт.

Ка-тыла. Кто это установил?

Шелихов. Бог!

Ка-тыла. А кто такой Бог?

Шелихов(помолчав). Тот, кто дает всё. Одним богатство, другим – бедность.

Ка-тыла. Он – несправедливый человек!

Шелихов. Он не человек. Он Бог!

Ка-тыла.

Законы должны быть равны для всех.

Шелихов. Для Бога все равны. Он любит каждого по отдельности и всех сразу.

Ка-тыла. А ты можешь попросить его, твоего Бога, за меня и за моих близких? Пусть не болеют. Не умирают. И после охоты огненной воды сколько захочешь.

Шелихов. Вот привезём священника, построим церковь, где каждый сможет передать ему свою просьбу.

(Входит Наталья.)

Ка-тыла. Хозяйка! Мне понравилось, как вы держите огонь в камнях. И как ветками себя хлещете.

Наталья. Это у нас баней называется. Мы тебя научим париться с веником и горячим паром.

Ка-тыла. А после водовкой поить будете?

Наталья.

Нет! После бани будем пить квас. Хочешь квасу?

Ка-тыла. Нет, я хочу огненной воды. Всего глоточек. Я вам принёс чёрный камень. Он в руках крошится. Там, за горами, в земле колошей, есть каменное чёрное дерево. Его в огонь бросишь, тепло от него лучше, чем от плавника. (Ка-тыла протянул Наталье кусок угля. Шелихов перехватил уголь, начал рассматривать.)

Шелихов. Уголь? Это земляной уголь? Ты не врёшь, Ка-тыла?! Земляное топливо. В России, на Урале и Колывани, уголь водится. На нём чугун плавят. Мы здесь сделаем печи и наплавим столько чугуна, что не надо будет из России железо везти! Ка-тыла, а золото, золотишко в этих землицах есть?

Ка-тыла. Золото? Какое оно, зо-ло-то? Его пьют, едят? Оно греет?

Шелихов. Э-эх… моржовая голова! Не понимаешь? Золото… оно жёлтое, тяжёлое, сверкающее, как солнце зимой.

Ка-тыла (пренебрежительно). Не греет?! Есть, есть и такое: жёлтое, тяжёлое и холодное. Старики говорят, раненый олень бежал, кровь терял. В землю оно попало, от холода затвердело и пожелтело. А от огненной воды я лечу быстрее орла. Ше-лих, ну хоть один глоток!

(Наталья наливает в кружку, подает Ка-тыле. Ка-тыла выпивает, замирает на минуту.)