В Лежанке были конфискованы и переданы в распоряжение генерала Алексеева денежные средства в сумме 14 841,91 рубля, в том числе 10 599,51 рубля наличными деньгами и 4242,40 рубля гербовыми и почтовыми марками, которые к тому времени широко использовались в качестве разменных знаков. Денежные документы не дают ответа на то, где и каким образом данные средства были изъяты. В дальнейшем конфискации ценностей в станицах и селениях, где Добровольческой армии оказывалось сопротивление, превратились в обычную практику. В Березанской, Выселках, Ново-Суворовской, Ново-Дмитриевской деньги и ценные бумаги изымались не только в станичных правлениях, но и из касс ссудо-сберегательных товариществ, потребительских лавок и почтовых отделений. Всего в 1-м Кубанском походе в результате подобных конфискаций в доход армии поступило 163 907,80 рубля. Значительную долю в этой сумме – 77 184,20 рубля – составляли различного рода ценные бумаги и обязательства (облигации Военных займов и «займа Свободы», акции, расписки отделений Государственного банка, сберегательные книжки, гербовые и почтовые марки), которые в условиях, когда денежное обращение в стране было серьезно нарушено, часто имели хождение наравне с деньгами. Необходимо отметить, что приведенные цифры отражают лишь средства, поступившие в распоряжение генерала Алексеева и зафиксированные в его денежных документах[295]
. Не вызывает сомнения, что в условиях похода значительные ценности могли присваиваться и использоваться по усмотрению как командования частей, так и самими добровольцами.В целом за период 1-го Кубанского похода, согласно документам генерала Алексеева, Добровольческая армия получила 7 765 807,80 рубля. Из них: 163 907,80 рубля поступило от описанных выше конфискаций; 101 900 рублей наличными и ценными бумагами было передано 5 (18) марта атаманом станицы Переяславской на хранение, при этом условия хранения и дальнейшая судьба этих средств отражения в документах не нашли[296]
. Наконец, самая значительная сумма – 7 500 000 рублей – была получена от донского правительства. Их доставил из Новочеркасска в Ольгинскую 11 (24) февраля заведующий финансовой и контрольной частью при генерале Алексееве Н.Н. Богданов (в том числе лишь 1 500 000 рублей деньгами, остальные 6 000 000 рублей в виде свидетельств о банковских переводах)[297].Армия выступила из Лежанки утром 23 февраля (8 марта). Конные части отвлекали внимание информаторов противника, усиленно демонстрируя движение на юго-восток (Екатериновская, Ново-Леушковская, Павловская, Тихорецкая); одновременно ими был разрушен участок железнодорожного полотна в районе Крыловской. Основные силы повернули в Юго-Западном направлении и после 12-верстного перехода остановились на ночевку в станице Плосской уже в пределах Кубанской области. На следующий день колонна достигла станицы Незамаевской, а днем 25 февраля (10 марта) остановилась на отдых в Веселой[298]
.Глава 5. Добровольческая армия на Кубани: утраченные надежды
В эти первые дни на Кубани, вероятно, всем добровольцам показалось, что сбылись самые оптимистичные ожидания, возлагавшиеся ими на этот богатый край. Начальники отметили вполне дружественный прием со стороны казаков, полную лояльность к Корнилову и враждебность к большевикам, высказывавшиеся на станичных сборах[299]
. Рядовым добровольцам более запомнилось радушное отношение хозяев, хороший отдых и угощение[300].Командование спешило воспользоваться столь благоприятными условиями. Л.Г. Корнилов и М.В. Алексеев вновь и вновь выступали перед казаками, разъясняя, естественно, в силу собственных представлений, цели добровольчества. С.М. Пауль вспоминал, как в одной из станиц по заявлению местного жителя был расстрелян за кражу лошади донской казак-доброволец[301]
. Не вызывает сомнения, что столь крутой приговор призван был не только способствовать поддержанию дисциплины, но и показать местному населению Добровольческую армию защитницей порядка и интересов населения. Подобные усилия командования имели результат лучший, нежели на Дону. В кубанских станицах армия впервые с начала похода получила некоторое пополнение. Станица Незамаевская дала пешую и конную сотни (около 150 казаков)[302], а несколько позже три сотни прибыли из станицы Брюховецкой (173 конника)[303].В связи с этим советский историк Гражданской войны Н.Е. Какурин отмечал, что вступление Добровольческой армии на Кубань отчасти совпало с антисоветским сдвигом в настроениях казачества, что объяснялось обострением отношений казаков и иногороднего населения по вопросу о земле, реквизиционными мерами местных революционных властей, а также разнузданным поведением отрядов из черноморских моряков и их деятельностью по обезоруживанию казачьего населения[304]
.