Добровольческая армия в «Ледяном» походе

Этот день 2 (15) апреля, проведенный в колонии Гначбау, остался в воспоминаниях участников похода как критический для армии. Люди, находившиеся в подавленном состоянии, лишенные достоверных сведений об обстановке, впадали в панику, теряли самообладание. А.И. Деникин, всегда более склонный превозносить моральные качества добровольцев, на этот раз не щадит их: «В первый раз за три войны мне пришлось увидеть панику. Когда люди, прижатые к реке и потерявшие надежду на спасение, теряли всякий критерий реальной обстановки и находились во власти самых нелепых, самых фантастических слухов. Когда обнажились худшие инстинкты, эгоизм, недоверие и подозрительность – друг к другу, к начальству, одной части к другой»[458]. Раненный еще под Кореновской Р.Б. Гуль так описывает происходящее в лазарете: «Уже все говорят о сдаче, передаются нелепые слухи. Раненые срывают кокарды, погоны, покупают, крадут у немцев штатское платье, переодеваются, хотят бежать»[459]

.

Все же дезертирство в эти тревожные часы не приняло ощутимых размеров. Армию тайком покинули многие казаки-кубанцы, мобилизованные в последние дни. Почти незамеченным осталось и исчезновение генерала Я.Ф. Гилленшмидта, который, решив прорываться вместе со своим вестовым, пропал без вести[460].

При оставлении колонии на ее окраине тайно были захоронены тела Л.Г. Корнилова и М.О. Неженцева[461]

.

С сумерками армии удалось выйти из колонии и ночью прорваться через линию железной дороги у Медведовской. В ночном бою Офицерским полком и артиллеристами 1-й бригады был уничтожен бронепоезд, а затем захвачены станция и станица Медведовская. В качестве трофеев добровольцам досталось около 400 снарядов и 100 тыс. патронов[462].

После короткого привала армия продолжила марш и, пройдя еще 17 верст (в общей сложности от Гначбау – более 40), к вечеру 3 (16) апреля остановилась на отдых в станице Дядьковской, которая встретила добровольцев вполне гостеприимно. В армию влилось пополнение из мобилизованных кубанцев, благодаря которому Корниловский полк вновь развернулся до пятиротного состава[463]

.

Понимая, что жизнь армии зависит теперь от ее способности быстро двигаться и маневрировать, Деникин после краткого совещания с начальниками принял решение еще более сократить обоз, оставив в Дядьковской на попечение станичного сбора около 200 тяжелораненых. До этого при отступлении от Екатеринодара лазаретное начальство уже оставило в Елизаветинской 64 раненых (один из немногих уцелевших прапорщик В.М. Иванов называет куда более внушительную цифру – 252 человека[464]), о судьбе которых достоверных сведений командование не имело. В Дядьковской с ранеными должны были остаться врачи и сестры, добровольческая казна выделяла некоторые средства. Известие о предстоящей разгрузке лазарета вызвало среди раненых панику, люди правдами и неправдами пытались вернуться в части в надежде, что боевые товарищи их не оставят. Как это уже не раз бывало во время похода при угрозе захвата в плен, среди раненых начались самоубийства[465]

. Для того чтобы создать хотя бы минимальные гарантии, командование впервые решило использовать имевшихся в своем распоряжении заложников. Остаться в Дядьковской и позаботиться о раненых согласился член временного исполкома Екатеринодарского Совета А.А. Лиманский, арестованный кубанскими властями еще в январе. Был составлен акт об освобождении Лиманского и двух его товарищей, а также о дальнейшем освобождении заложников при условии, что раненые будут находиться в безопасности[466]. В результате в Дядьковской было оставлено 119 человек; как стало известно в дальнейшем, большинство из них были спасены.

Ценой тяжелого решения Деникин придал армии подвижность, какой она еще не знала. Вся пехота была посажена на подводы, получив возможность совершать 50–60-верстные переходы лишь с небольшими привалами. Выступив из Дядьковской 5 (18) апреля, армия преодолела более 200 верст в восточном направлении, дважды пересекала линии железных дорог на участках Екатеринодар – Тихорецкая и Тихорецкая – Кавказская и 12 (25) апреля заняла станицу Успенскую. Движение колонны сопровождалось усиленными демонстрациями кавалерии по различным направлениям, во время привалов и стоянок распускались слухи с целью дезинформации противника о конечных пунктах предстоящих переходов[467]. Все усилия по обеспечению скрытности в сочетании с форсированными маршами дали свой результат: столкновения с противником носили случайный характер, и потери были минимальными. Таким образом, Деникину удалось вывести войска из-под ударов и временно оторваться от противника. Армия, несмотря на высокий темп движения, получила отдых после непрерывных боев и пополнение за счет казаков, мобилизованных кубанским правительством и атаманом.