Добыча золотого орла. Пророчество орла

Воздух был неподвижен, издалека доносились отзвуки боя: это легион добивал остатки Каратакова войска. Отдельные возгласы, полные ужаса или ненависти, едва слышались, а поблизости было совсем тихо.

— Что будем делать? — шепотом спросил Макрон.

— Разделимся. — Катон ткнул мечом налево, где в камышах виднелся просвет, возможно оставшийся после беглеца. — Я проверю это направление, а ты прочеши ту сторону. Пойдем вперед, а если никого не встретим, сойдемся. Годится?

Макрон кивнул, даже не задумываясь над тем, что его юный друг фактически принял командование. Молодой центурион двинулся по воде дальше.

— Катон… только без глупостей.

Катон быстро изобразил на лице улыбку:

— Это ты кому? Мне?

Макрон проследил за тем, как товарищ исчез среди высоких стеблей, и устало покачал головой, дивясь молодому соратнику. Когда-нибудь Катон непременно ухватит фортуну на лету…

Катон продвигался вперед среди тростника, маслянистая вода плескалась уже на уровне бедер. Когда он приблизился к участку, где заросли были особенно плотными, перед глазами у него мелькнуло что-то красное. Он присмотрелся. Так и есть, некоторые стебли запачканы кровью. Покрепче перехватив меч, Катон двинулся дальше, осторожно продвигаясь через переплетение водорослей, скрытых под темной поверхностью воды. Звуки битвы позади него постепенно стихли, поглощенные окружавшей его болотной растительностью. Катон двигался с опаской, напрягая зрение и слух, чтобы не упустить малейшего следа, легчайшего звука, способного указать на беглеца. Но нет, слышно было лишь жужжание и попискивание сонно вившихся вокруг него насекомых.

Заросли становились реже, зато вода сделалась глубже, когда Катон вышел на маленький открытый участок.

Рядом находился небольшой островок с лежавшим на нем поваленным деревом; ствол его уже успел покрыться густым изумрудным мхом. Возвышенность сулила возможность оглядеться, и Катон, хлюпая, двинулся туда. Выбравшись из воды на сушу, он увидел, что на сапоги налип толстый слой черного ила, отчего они стали тяжелыми, словно свинец. Присев на ствол дерева, он потянулся за склизкой веткой, чтобы счистить грязь, и тут где-то рядом истошно закричала выпь. Катон от неожиданности аж подскочил.

— Хренова птица, — тихонько пробормотал он, и в этот миг кто-то накинулся на него сзади, поймал в захват, надавив предплечьем на горло, и рывком опрокинул на спину, сдернув со ствола. Юноша полетел на землю, размахивая руками, выронил меч и упал на человека такого крепкого телосложения, что казалось, будто он сделан из кирпичей. Тот еще сильнее схватил его за горло: Катон затылком чувствовал хриплое дыхание напрягшегося противника. Пытаясь высвободиться, юноша отчаянно вертелся, он впился ногтями в руку врага, но ослабить хватку не удавалось.

— Прощай, центурион, — прозвучал у самого его уха хриплый шепот. Сказано это было по-кельтски.

Катон резко опустил голову и зубами вцепился в предплечье, сдавившее ему горло. Зубы прокусили кожу, глубоко впились в татуированную плоть. Противник еле сдержал рвавшийся из груди вопль боли, но хватки не ослабил. Катон почувствовал, что от нехватки воздуха у него начинает кружиться голова, и стиснул зубы с такой силой, что они, прокусив руку, сомкнулись, а в его полном крови рту оказался еще теплый кусок плоти. Враг охнул от боли, но продолжал сдавливать горло с неослабевающей силой.

Катон понял: если он немедленно не предпримет что-нибудь еще, ему конец. Опустив руку вдоль тела, он завел ее за спину, ухватившись пальцами за ткань штанов противника, нащупал промежность и что было сил сдавил пальцами мошонку. Одновременно он резко откинул голову назад, нанеся удар шлемом по лицу врага, и услышал хруст сломанной переносицы. Раздался стон, и хватка на миг ослабла. Этого оказалось достаточно. Катон оторвал руку врага от своего горла, скатился с противника и в одно мгновение оказался на ногах в низкой стойке, готовый к схватке. Локтях в четырех перед ним, возле поваленного ствола сложившийся пополам Каратак стонал, зажимая руками промежность. Из разбитого носа и прокушенной руки лилась кровь, а потом от невыносимой боли его вдобавок еще и вырвало. Теперь вождь не представлял для Катона ни малейшей угрозы, и центурион выпрямился, осторожно массируя себе горло, огляделся, увидел свой меч и двинулся за ним.

Когда Каратака перестало рвать, он, морщась, привалился спиной к древесному стволу и вперил в Катона затуманенный болью, полный горечи и ненависти взгляд. Вдруг в глазах его промелькнула тень узнавания.

— Я тебя знаю.

Катон кивнул, развязал кожаные крепления и стянул с пропотевшей головы тяжелый металлический шлем. Каратак рыгнул.

— Мальчишка-центурион. Мне надо было тебя убить.

— Наверное.

— Правда ведь, забавно все обернулось? — пробормотал вождь и скривился от приступа боли.

— Забавно? — Катон пожал плечами. — Нет, ничего забавного. Даже близко.

— Похоже, у римлян плохо с чувством юмора.

— На мой взгляд, слишком много смертей. Мутит меня от этого.

— Теперь к ним добавится еще одна, и все кончится.

Катон покачал головой: