На этом разговор и завершился, потому что оба не знали, что еще сказать; они искоса поглядывали друг на друга и одновременно краснели. Элиза чувствовала, что Хоакин пахнет мылом и потом, но не осмеливалась приблизить к нему нос, хотя ей и хотелось. Единственными звуками в часовне оставались шепот ветра и их учащенное дыхание. Через несколько минут девушка объявила, что ей пора возвращаться домой, иначе ее станут искать, и они попрощались, пожав друг другу руки. Так они начали встречаться по средам – всегда в разное время и на краткий срок. На каждом из этих радостных свиданий они гигантскими шагами двигались вперед по жаркой дороге любовных мучений. Они торопливо пересказывали друг другу самое важное, ведь слова казались им тратой времени; вскоре они научились говорить, держась за руки, расстояние между телами сокращалось по мере того, как сближались их души, и вот в пятую среду они поцеловались в губы, сначала нащупывая, потом исследуя и наконец теряя себя в наслаждении, целиком отдавшись пожирающей их лихорадке. К этому моменту они уже успели обменяться кратким изложением шестнадцати лет, прожитых Элизой, и двадцати одного года Хоакина. Они уже обсудили невероятную корзинку с батистовыми простынями и изысканным одеяльцем, равно как и коробку из-под марсельского мыла, и для Андьеты было большим облегчением узнать, что Элиза не приходится дочерью никому из Соммерсов и что происхождение ее неясно; неясным было и его собственное происхождение, но все равно их разделяла социальная и экономическая пропасть. Элиза узнала, что Хоакин – плод мимолетной любви, отец растворился как дым, как только заронил свое семя, и мальчик вырос, не зная его имени, с фамилией матери, с клеймом бастарда, которое станет причиной многих препон на его жизненном пути. Семья изгнала обесчещенную дочь из своего лона и не признала внебрачного ребенка. Дед и бабка Хоакина, его дядья – коммерсанты среднего класса, погрязшего в предрассудках, – все они жили в том же городе, в нескольких кварталах, но никогда не встречались с Хоакином. По воскресеньям они ходили в одну и ту же церковь, только в разные часы, ведь беднякам на полуденную мессу вход заказан. Хоакин, с его происхождением, не играл в тех же парках и не обучался в тех же школах, куда ходили его двоюродные братья, зато носил их костюмы и играл их старыми игрушками, которые жалостливая тетушка кружными путями доставляла своей опозоренной сестре. Матери Хоакина Андьеты не так повезло, как мисс Розе: она уплатила за свою слабость гораздо большую цену. Эти женщины были примерно одного возраста, но англичанка блистала красотой молодости, а мать Хоакина была измучена нищетой, усталостью и печальной необходимостью вышивать подвенечные платья при тусклом свете свечи. Несчастливый жребий не подточил ее достоинства, и она воспитала в сыне неколебимые понятия о чести. Хоакин с ранних лет научился ходить с высоко поднятой головой, отвечая дерзостью на любое проявление жалости или насмешку.
– Однажды я сумею вытащить матушку из этого конвентильо, – шепотом обещал Хоакин. – Я подарю ей достойную жизнь – так она жила раньше, пока не лишилась всего…
– Она не лишилась всего. У нее есть сын, – отвечала Элиза.
– Я стал ее проклятием.
– Проклятьем было полюбить плохого мужчину. А ты – ее благословение, – твердо ответила она.