Дочь фортуны

Время тянулось для Элизы бесконечно, ее терзали приступы лихорадки; ночью за ней ухаживал Тао Цянь, а днем Асусена Пласерес. Женщина приходила рано утром и в часы сиесты, когда большая часть пассажиров спала, – она тихонько пробиралась на камбуз, и Тао Цянь передавал ей ключ. Поначалу чилийка спускалась в трюм, умирая от ужаса, но вскоре ее добросердечный нрав и бирюзовая брошка одержали победу над страхами. Для начала Асусена обтирала Элизу мыльной тряпицей, затем заставляла проглотить овсяную кашу на молоке и куриный бульон с рисом (в свои блюда Тао Цянь добавлял укрепляющий женьшень), вливала в больную прописанные доктором настои и, уже по собственной инициативе, добавляла чашку отвара из огуречной травы. Проститутка слепо верила в силу этого средства для очистки утробы после беременности; огуречная трава и фигурка Девы Марии – это было первое, что Асусена, как и все ее товарки, уложила в дорожный сундучок, потому что без этой защиты путь по дорогам Калифорнии оказался бы слишком тяжел. А больная бродила где-то на просторах смерти до самого прибытия в порт Гуаякиль – к жалкой кучке домов, наполовину затонувшей в густой экваториальной растительности, куда корабли почти никогда и не заходили, разве что разжиться свежими фруктами и кофе, однако капитан Катс взялся доставить письма семье голландских миссионеров. Он возил их с собой уже больше полугода и не собирался нарушать данное обещание. В ночь перед заходом в Гуаякиль Элиза была охвачена страшным жаром, вся влага ее тела до последней капли изошла на пол, ей снилось, что она босиком взбирается по склону вулкана во время извержения; она проснулась вся в испарине, но с ясным взглядом и прохладным лбом. Все пассажиры, включая и женщин, а также большая часть матросов сошли на берег, чтобы размять ноги, искупаться в реке и до отвала наесться фруктами, но Тао Цянь остался на корабле: он решил научить Элизу зажигать и курить трубку, которая хранилась у него в сундуке. Врач сам точно не знал, как ухаживать за своей пациенткой; сейчас Тао Цянь отдал бы все на свете за советы своего мудрого учителя. Врач понимал, как важно для девушки сохранять спокойствие, чтобы вытерпеть время заключения в трюме, но она потеряла много крови, и Тао Цянь опасался, что наркотик может разжижить и ту кровь, что в ней осталась. Чжунъи принял свое решение не без колебаний и заранее попросил Лин побыть рядом с Элизой и проследить за ее сном.

– Опиум. Он тебя усыпит, и время пролетит быстро.

– Опиум! От него же с ума сходят!

– Ты и так безумная, терять особенно нечего, – улыбнулся Тао.

– Значит, ты решил меня убить?

– Точно. У меня не получилось, когда ты истекала кровью, ну так теперь опиум тебя добьет.

– Ой, Тао, мне что-то страшно…

– Много опиума – это зло. Немного – это утешение, а я дам тебе совсем чуть-чуть.

Девушка не знала, что такое много или мало. Тао Цянь давал ей свои настойки – кость дракона, раковину устрицы – и отмерял опиума столько, чтобы подарить несколько часов милосердной дремы, не позволяя девушке совершенно потеряться в этом рае без возврата. Элиза провела целые недели в полете по иным галактикам, далеко от безобразной норы, где в это время лежало ее тело, а просыпалась, только когда Тао Цянь или Асусена Пласерес приходили ее кормить, обмывать и заставлять сделать несколько шагов по тесному лабиринту склада. Элиза освободилась от пытки вшами и блохами, не чувствовала и тошнотворного запаха, который поначалу был для нее невыносим: наркотики приглушали ее чудесное обоняние. Элиза погружалась в свои сны и выныривала наружу помимо своей воли, она их даже не запоминала, но Тао Цянь оказался прав: время летело быстро. Асусена Пласерес недоумевала, отчего эта девица путешествует в таких жутких условиях. Ни одна из чилиек тоже не заплатила за билет: они заключили договор с капитаном, и он должен был получить положенную сумму уже по прибытии в Сан-Франциско.

– Если верить слухам, там ты за один день можешь положить в карман пятьсот долларов. Старатели рассчитываются чистым золотом. Они месяцами живут без женщин и на все согласны. Договорись с капитаном, заплати ему на берегу, – уговаривала Асусена в те минуты, когда Элиза поднимала голову.

– Я не такая, как вы, – отвечала Элиза из своего сладкого дурмана.