Дочки-матери

Видно, за время пути Наталья успела окончательно успокоиться. Да и пора бы: наоралась за этот день достаточно, прям как халда какая, даже стыдно немного. Люся стойко перенесла купание, хотя тётя так усердно тёрла мочалкой, ещё чуть-чуть — и кожу бы содрала. А уж хозяйственное мыло щипало похлеще шампуня. Люська сдуру облизнула губу и едва не стошнило от солоноватой, отвратительной по вкусу пены. Потом волосы поливали отваром лаврушки, который по запаху напоминал столовский суп. И ужинать обе сели в платочках, как бабуси. Наталья тоже вымыла голову лавровым отваром на всякий случай. Хотя от едучего лака для волос, намертво склеивающим укладку, вша должна была помереть ещё в прыжке. Вещи племянницы лежали в тазу, щедро засыпанные порошком и кальцинированной содой. Люся сидела за столом в тётиной комбинашке, которая Наталье давно стала узка в груди и в бёдрах. Жёсткое кружево царапалось на спине, но зато красота-то какая! Правда, лямки съезжают и выточки на груди висят до живота. Но девочка украдкой бегала к зеркалу, с восхищением оглядывая наряд.

Только уложив её спать, Наталья вышла на балкон покурить и, устало опершись спиной о стену, задумалась. Ну вот, сделала она в порыве гнева и возмущения так, как ей на тот момент казалось правильным и теперь что? Больше месяца таскать ребёнка на работу? Это никакое начальство не потерпит, даже за подарки. За свой счёт брать? Это после отпуска-то? Может, всё-таки Галя одумается и позвонит, попросит привезти дочку домой? Ну да, как же. Она рада-радёшенька что забот меньше. Да и Кефирыч Куричья Жопка скорее на дерьмо изойдет, чем признает свою неправоту. Никого из соседей, кто смог бы приглядеть за Люськой, в городе нет. Лето ещё не кончилось. Ох, морока так морока, потешила самолюбие, повоевала генеральша. Наталья потёрла виски, вздохнула и, вернувшись в кухню, налила себе кофе. Надо бы взбодриться, а то сейчас спать ляжет, а выход не придумала.

Засиделась до допоздна, тянула кофе, курила, мысленно принималась ругать себя за несдержанность, упрекала в глупости поспешно принятого решения. Ругать себя не дело. Её, небось, родственнички треклятые будь здоров кроют почём зря, стоит ли соревноваться? Вертела в руках чашку и вдруг вспомнила, как на работе Валентина всем гадала по кофейной гуще. Кажется, надо чашку перевернуть на блюдце от себя… или к себе? Нет, точно, от себя и левой рукой. Так… что там вышло-то? Ну она, конечно, не Валентина, но вроде как похоже на дорогу и к концу рисунок всё светлее. Стало быть, дорога чистая и ничего плохого быть не должно. А вот крупиночки кофейные словно два пятна — большое и маленькое. Это наверняка она и Людмилка. Значит и с девочкой ничего ужасного не произойдёт, раз Наталья рядом. Ну и хорошо. И ничего такого, посидит дома одна. В конце концов, Наташа лет с пяти частенько одна оставалась и потом с братишкой сколько раз одни сидели. Нормально: и квартиру не спалили, и в окно не вывались. Да, но она была серьёзная не по годам и ещё умудрялась следить за Андрейкой, а Люська баламутная к порядку не приучена. А всё одно: вариантов других нет, не приучена — пусть привыкает. Во второй класс идёт все же. Чего ж с ней до окончания школы нянькаться? Уже засыпая, Наталья подумала, что пока орала на Галину, несколько раз помянула, что Люська ещё слишком маленькая, а теперь убеждает себя, что пора и самостоятельность проявить, мол, большая уже. Прямо смех. Ну и ладно.

По счастью, будить племянницу не пришлось — проснулась рано.

— Ну так, Людок, слушай внимательно.

Люська согласно кивала, уверяла, что твёрдо запомнила все наставления. Особенно чего делать категорически нельзя. Несколько раз хлопала ладошкой по одеялу, повторяя таинственную фразу, видно, привнесённую из отряда:

— Таша, вот отсохни рука, на балкон не выйду! Отсохни рука, газ не зажгу и спичками, отсохни рука, ни разочка не забалуюсь.

— Да хватит тебе, без рук останешься со своими клятвами, — хмыкнула Наталья. — У тебя их три пары, что ль?

Виду не показала, конечно, но издёргалась за день прилично. Несколько раз порывалась плюнуть на всё и написать-таки заявление за свой счёт. Едва ли не каждые полчаса бегала звонить домой. И если телефон был занят, то поливалась от страха холодным потом.

— Ну чего, Людок, обедала?

— Ага. Котлеты с картохой тёплые были. Только суп остыл.

— Ну молодцом. Ты там чего делаешь-то?

— Маленько порисовала, потом телевизор смотрела, только там неинтересное показывают.

— Возьми яблоко… и… журналы, что ль, посмотри. Там у меня на столике лежат «Работница» и «Крестьянка».

— Таша, а можно я из них тётенек красивых повырезаю?

— Можно. С ножницами аккуратно, возьми маленькие маникюрные. И обрезки собери в ведро потом.

— Ага.

— Ну ладно, я тебе ещё позвоню. А если чего случится, ты позвони. Где номер записан, помнишь? Спросишь Наталью Ариншину и скажешь, что по важному делу.

— Я помню.