Дочки-матери

И мир был заключён до следующего самовольного похода. Весна в этом году была ранняя, прям повезло. Если туфли как следует обтереть, то запросто можно выбежать на улицу в сменке и без тощей нейлоновой куртки. Это и время экономит, да и вид, словно попросту в другом крыле здания был и не слышал, что звали. Вторую купюру растянули почти до летних каникул. Сбегали во время прогулки пить газировку в автомате. Да чего там потратишь — с сиропом всего три копейки. А больше двух стаканов не осилить. Покупали извечные ириски, бублики с маком. Если прогуляться дальше, то можно съесть пирожное в кафетерии при магазине. Правда, там вечно стояла очередь, но Надя проныривала к прилавку и жалобно скулила, что мамка отправила их купить сладкое к чаю, а на улице ждёт маленький брат.

— Вот раззявы, — сердилась очередь. — Что ж вы маленького одного на улице оставили? Берите уж быстрей!

— Спасибо, тётечки! — ласково улыбалась Надя. — Он у нас послушный, ни в жисть от двери не отойдёт.

Однажды Люся пожаловалась:

— Чо мы как дуры пирожное в рот пихаем, чтобы быстрее вышло. Прям и не распробуешь!

— Точно, Ворона. Я прошлый раз даже подавилась, — поддакнула подруга. — А чо делать, времени в обрез, за перемену хватятся.

— Давай большую коробку купим и ночью съедим?

— Молоток! И как это я не дотумкала?

Очередь в этот раз оказалась длиннее прежнего — давали пирожное «орешек». Наученная подругой Люся, поплевав на пальцы, провела под глазами и громко втянув носом, завела очередную песню, что возле входа ожидает братишка.

Женщины роптали, конечно, ругали мифическую мамку, что отправила детей одних, Люсю, что оставила малыша. Но пусть и с оговором, а пропустили. Коробка со сладостями была увесистой. Даже больше, чем ожидали. Вожделенные пирожные посчитали в спальне тайком, плотно прикрыв дверь. Оказалось — двенадцать штук!

— Выходит по шесть на брата, — удовлетворённо хмыкнула Надя.

— Чо-то здоровые они какие, — с сомнением протянула Люся, — может, Машке одно дать и очкарику? Или Маринке?

— Щаз! Разбежались! — возмущённо всплеснула руками подруга. — Деньги твои, бегали мы вместе. А они, ничего не делая, запросто так гостинца схлопают? Да не ссы, Ворона, не пропадут, пусть лопнем, так хоть наедимся.

И ночью, запершись в душевой, обе наелись долгожданной сладости до полного отвращения. Пирожные действительно оказались большими, набитыми до отказа кремом и щедро залитые сахарной глазурью. По-честному, уже третье по счёту жевалось вяло и без интереса. А при взгляде на четвёртое подкатывала тошнота. Подбадривали друг друга как могли. Надька придумала прыгать на месте после каждого куска, чтобы быстрее в кишки провалилось. Но в сонной тишине коридора это выходило слишком громко. Люся часто дышала, похлопывала по животу, ей казалось, что все пирожные слиплись внутри в один сладкий ком, который лежит тяжкой ношей и никуда деваться не собирается.

— Не могу больше, — шепнула она. — Может, ну их, давай выкинем?

— Сдурела? — еле выдавила Надя. — Чо, осталось-то по одной штучке, жалко…

До кроватей еле доползли. Надю стошнило ночью, Люсю под утро. Воспитатели перепугались. Обеих отправили в изолятор, втиснув туда в срочном порядке ещё одну кровать. Вот беда: эпидемия какая или отравились чем? Фельдшер Нина Ивановна так и сказала: если температура будет, я на себя ответственность не возьму, скорую надо вызывать. Давала какие-то противные таблетки, после которых обе бегали в туалет раза три. К вечеру вроде полегчало. Но воспитатель на всякий случай Люсиных родителей в известность поставила как положено.

Кефирыч на известие среагировал, как всегда, поджав узкий рот:

— Сами, небось, накормили дрянью какой-то. В столовой вечно жульё работает, хорошее — домой, негодное — детям. Ишь забегали. Я просто человек не склочный, но порядки знаю, захочу — вмиг сообщу куда надо.

— Ванечка, — затянула жена. — Может, проведать сходить? Всё же кровиночка родная, я ж мать.

— Да не дёргайся ты, вишь, даже в больничку не забрали, значит не страшно. Чего зря по городу мотаться, лучше вон за Валеркой смотри. Ну ты гляди, в таком месте и то твоя Людка не пойми чего наелась. Помяни моё слово, год, другой — и позвонют, что напилась.

— Ой, что ты, Ванечка! — округлила глаза Галина.

— Да не что, наследственность у неё какая? Откуда знаешь, как отец её помер?

— В аварии вроде погиб, — промямлила жена. — При пожаре, кажись.

— Вот то-то и оно. А пожар, может, он сам спьяну и устроил. Обронил сигарету — вот и полыхнуло.

Галя сморщила лоб, задумалась. Вдруг правда? Вот ведь, а Наташа говорила — герой.