Дочки-матери

Лампу настольную выключил и отвернулся к стене. Галина натянула одеяло до самого носа, хотя в комнате было жарко. А чего решать-то, хоть бы сказал по-простому, мол, делай жена так-то и так-то. А то думай. Разве ж она замуж выходила, чтобы голову напрягать? На это муж есть, её дело бабье: прибрать, сготовить да ребёночка обиходить, она ж мать. Если ещё и думать ко всем заботам, так и вовсе голова лопнет. Ох, тоска… Выходит, Люсенька стащила колечко. Пусть мало было, а всё равно жалко — лежало себе и лежало, есть не просило. Сколько там золота было? А нет, оно позолотой покрыто только сверху, само из чего-то другого. И бирюзы крохотный кусочек. Говорят, бирюза — камень недешёвый, сколько такое колечко стоить может? Рублей семьдесят, наверное, а может, и сто. Правду Ванечка говорит, что дура глупая, хотела же отдать в мастерскую, чтобы переделали, хоть кулончик какой получился или брошечка, и носила бы сама. А может, продала бы и денежки на книжку. Разве ж приятно за каждым рублём к мужу с поклоном? Конечно, для дома Ванечка не жадный, занавески купить или покрывало богатое — всегда пожалуйста. А насчёт всего остального мужчина прижимистый. Да может, так и спокойней, иначе пришлось бы самой на хозяйство высчитывать, а это опять думать да голову забивать. Да что там Ванечка сказал-то: думай сама. Это про что? Сбилась с мыслей и сон не идёт. Про деньги думать или про Люсю? А чего об ней размышлять, если она в лагере? Ну доведёт себя Галина до головной боли, пытаясь понять, что Ванечке надо, а толку? Была бы дочка здесь, так хоть мало-мало понятно, надо было наругать, чтобы не брала в другой раз чужое, и колечко обратно стребовать, денежки-то, видно, истратить успела. А может, не успела? Целая двадцатка! Может, мороженое купила да газировки, сколько это выходит? Ну пусть рубля три, ну угостила, может, подружек, глупенькая, так это на всё про всё рублей пять, тогда пятнадцать могло ещё оставаться. И Галины мысли вновь заскользили по более понятному для неё пути: на что могла бы непутёвая дочка потратить деньги. Так и заснула и не придумала ничего.

Целую неделю Иван Никифорович ходил по квартире надувшись. На вопросы отвечал односложно и сухо. Галя смотрела на мужа несчастными глазами, угождала больше прежнего, но понять, как бы вернуть в дом мир и покой, не могла. Кажется, супруг и сам давно догадался, что куриных мозгов жены не хватит нужные выводы сделать, и теперь принялся вести ежевечерние беседы, словно мудрый отец с неразумной дочерью:

— Галя, ты ж знаешь, я человек простой, говорю всегда откровенно. Мне от вас ни жару, ни навару, по-хорошему, так без вас легче. Могу и один прожить, могу сойтись с женщиной порядочной какой и аккуратной. Но ты с малым без меня пропадёшь. Валерка болезненный, слабый, а годков ему всего ничего, это ж его сколько лет на ноги подымать? Ты вот со мной и на работу не ходишь, а голодная не сидишь. Всё у тебя есть: и одета прилично, и холодильник полный.

— Так я ж чего, Ванечка… — робко встревала жена.

— Не перебивай, — сурово осаживал муж. — Я к тому, что тебе с Леркой, кроме меня, помощи ждать неоткуда. Я вам единственная опора в жизни.

Галина слушала внимательно и так морщила лоб, что к концу беседы у неё на коже оставались белёсые полосочки по числу складок. Она искренне хотела понять, чего от неё надо, но у самой никак не получалось. Иван Никифорович прекрасно видел все наивные попытки жены, но ему казалось, что к важному решению надо Галю подпихнуть, чтобы исходило оно не от него. Когда наконец-то до супруги дошёл смысл ежевечерних бесед, она испуганно округлила прозрачные глаза и шёпотом спросила:

— А куда ж я дочку-то дену, Ванечка, не взашей же родное дитя вытолкать, я ж мать?

— Да ты ополоумела, что ли, Галя? — всплеснул руками муж. — Я партийный, ты как и подумать могла, что при моем положении я ребёнка на улицу?! Вот не ожидал от тебя!

— А куда? — приоткрыв рот, пробормотала жена. — Может, Наташу упросить? Так, мол, и так…

— Ой дура ты, глупая! Да об Наташке вообще забудь. Ну, во-первых, она и не возьмёт. Хотела бы, так давно забрала. А во-вторых, допустим, так для фантазии, взяла она Людку к себе, и чего ты выгадала? Мало что за каждым разом будет обратно спихивать по любому поводу, так ещё деньги с нас тянуть станет. Навроде алиментов. То скажет пальто купить надо, то ботинки, и не проверишь, на что копейка из семьи утекла. Выходит, отберём у хворого мальца для чужой бабы? Она ведь Людке купит на рубль, а с нас вытянет червонец. Нет, Галя, говорю, думать об Наташке забудь. И девочке нехорошо это. А как станет родная тётка хахалей водить и всё при ребёнке, чему твоя Людка научится?

Галя обречённо молчала. Конечно, муж прав: её предложение глупое донельзя.

— Ванечка, а как есть нельзя оставить? Люсенька вроде домой только в каникулы приходит.

Иван Никифорович скривился, словно от зубной боли: