Дочки-матери

То ли булки помогли, то ли просто морской воздух, но к возвращению племянница и впрямь выровнялась. И к явному удовольствию Натальи, обзавелась наконец круглой выступающей попкой. А то раньше юбка вертелась вокруг худого тельца, словно на швабру напялили. Светлые волосы выгорели добела — и в сочетании с загорелым лицом и светло-серыми глазами делали Люсю очень миленькой. Дежурившие у подъезда бабушки одобрительно заохали. Это что же за красавица такая с югов вернулась? Дома, сражённая своей неземной красотой, племянница час от зеркала отлипнуть не могла. А идти в душ отказалась наотрез: дура она, что ли, вот сейчас одним махом смоет драгоценный загар. Пришлось прикрикнуть.

Зато на дополнительные помчалась без разговоров. Надо же было показаться, пока загар в целости. И вечером на вопрос, как позанималась, мечтательно протянула:

— Таш, иду я такая на второй этаж к Инне Палне, а завуч говорит: «Это что же за шоколадка к нам явилась?» А Кононенко уставился, ваще дурак, мешок мой со сменкой утащил, еле отняла.

И сказано всё таким тоном, словно двоечник и хулиган Кононенко преподнёс ей букет цветов и в любви признался. Наталья романтику не оценила:

— Ещё не лучше! Учительница вон летом в школу таскается, чтобы полудурков учить, а вы там балуетесь. В другой раз садись с другим с кем, с девочкой тихой. Есть там кроме тебя девочки или одни мальчишки на двойки учатся?

Люся обиделась: чего такого? Ну есть, есть ещё одна девчонка, Танька Веселова, так она чок-чок, Инна Пална аж орала на неё. Все решили задачу и Кононенко решил, даже первей остальных, а Танька одни коряки в тетради развела. Ну точно чок-чок.

— Скажите? — Наталья придвинула племяннице маслёнку. — Сколько говорить: сухой хлеб не жуй, намажь маслом, что это ещё за чок-чок?

— Чиканутая значит, — спокойно пояснила племянница. — Инна Пална орала, что её всё ж таки на второй год оставят в третьем классе. А меня в четвёртый взяли. И Вовку взяли, — добавила она.

— Какого Вовку?

— Кононенко.

Перед первым сентября Люсю отвели в парикмахерскую. Уродливая стрижка успела немного отрасти, но Наталье хотелось, чтобы дали какую-нибудь форму и лучше бы модненькую. Даже самой себе не решалась признаться, что отчаянно хочет изменить в Люське всё, включая внешность. И успокоится, только когда от заморыша затрапезного, Галькиной дочери, ничего не останется. Её девочка ни одной чертой не должна походить на глуповатую, истеричную и невоспитанную дикарку, прибежавшую в новогоднюю ночь. И раз нельзя быстро отрастить длинные волосы, то пусть короткие превратятся в модельную укладку.

— Наташ, ну в принципе на такую длину можно сессон сделать, — потрепав Люсю по волосам, заметила парикмахер Аля.

— А получится? Хватит волос-то на сессон? — с сомнением спросила Наталья.

— Не боись, — кивнула Аля.

Люся вновь прилипла к зеркалу, поджимала губы, прищуривала глаза. И Наталью вдруг неприятно кольнуло, что в погоне за улучшениями Люська того и гляди превратится в помешанную на внешности девицу, и вместо учёбы начнёт заглядываться на мальчиков. И всё по вине собственной тёти. Вот радости, в десять лет кокетничать начнёт заместо учёбы!

— Ну хватит! Дел, что ли, нет? Посуду вымой, мне ещё форму твою наглаживать.

Люська фыркнула, но спорить не решилась. Как ни крути, это ведь Таша отвела её к такой замечательной тётеньке. Одноклассницам с косами или простой стрижкой никакой возможности не будет тягаться со взрослым сессоном.

В первый школьный день собиралась как модный показ. Теперь у неё не жалкое бесформенное коричневое платье. А приталенное, на пуговках до самого пояса и широкими бантовыми складками. И нейлоновый белый фартук, и длинные белоснежные гольфы, и бежевые замшевые туфельки. И вместо заурядного портфеля бежевая глубокая сумка с тремя отделениями и кармашком на защёлке для мелочи вроде ластика или точилки. Сумку можно повесить на плечо, а можно носить за коротенькую ручку, как портфель. На голове сессон и загар ещё не весь смылся. Ну как можно не хотеть в школу при такой красоте?

Наталья тоже пришла. Конечно, не повела за руку: что ж, девочка большая, ещё засмеют — смешалась с толпой родителей. Ревниво оглядывала Люськиных одноклассников: не хуже ли остальных? На мальчишек не взглянула — что интересного? И наконец, вскинув голову, заулыбалась. Не хуже, конечно, и чего уж скромничать — даже лучше. Ну не всех, конечно, четвероклассниц и вообще учениц, а в своём классе — так точно. И так приятно ласкает взор список класса, где в самой верхней строке указана Ариншина Людмила.