Дом грозы

Нимея кивает, хватает бутыль и щедро плещет на рану Фандера, которая сочится кровью. Сразу после этого раздается невероятный вопль, и из раны начинает хлестать кровь.

– Воды, живо! Ты что, не разбавила антисептик?

– А надо?

– Недоучка, черт, р-р-р. – Хардин снова откидывается на диван и сжимает спинку с такой силой, что ткань трещит.

– Ох… – Нимея опять усиленно дует в надежде, что это поможет, но безуспешно.

– Мажь пастой, той… черт, ну ты поняла… я надеюсь.

– Ага, да, красная такая.

– Да, красная. Нет, покажи сначала! Нет, не эта, другая. Да, эта. Мажь. Мажь… Да… – Он успокаивается, а Нимея очень быстро обрабатывает края рваной раны и украдкой поглядывает на лицо Хардина. Он стал еще бледнее за последние пару минут, если это вообще возможно.

– Надеюсь, тебе крови хватит, чтобы доказать в Имбарге, что ты маг времени? – посмеивается она.

– А ты из меня еще не всю выпустила? Удивлен.

– Эй, я хорошая медсестра. – Нимея в последний раз дует на рану и переползает к лицу Фандера. – Ну что, самое сложное?

– Почему? – Он еле шевелит губами, но находит силы на улыбку. – Сначала дай мне болеутоляющие. Уже можно.

Нимея кивает, но прежде, чем начать метаться из стороны в сторону, включает мозги и вспоминает про бутылочку, купленную в пробке. Та все еще холодная, не обманул торговец, на дне оранжевая жижа, которую Нимея выливает в высохший цветок.

– А воду где возьмешь?

– Тут туалетная комната, уже забыл? – отвечает она и идет к двери.

Нимея быстро моет бутылку и набирает туда воды. Подумав, идет за антисептиком и, отлив немного средства в колпачок, на глаз разбавляет, надеясь, что этого хватит. Потом возвращается, засыпает порошок и четыре капли болеутоляющего.

– На случай если от этого я поплыву… Все, что на лице, обрабатывай тем же, чем дыру в ноге. А синяки – дрянью, которой мазала ребра.

– А ты поплывешь?

– Да, скорее всего. Это очень сильное болеутоляющее, поэтому его нужно пить в последнюю очередь, чтобы до этого я мог тобой руководить. Так, помоги, у меня тело онемело от мази, не смогу голову поднять.

Нимея засовывает руку ему под голову и приподнимает ее, пока Фандер пьет окрасившуюся в красный жижу. Он морщится, из уголка губ стекают несколько капель, и, повинуясь сиюминутному желанию, Нимея их тут же вытирает пальцем, за что получает заинтересованный взгляд Фандера.

– Я немного опьянею, – шепчет он.

– Что?

– Просто не слушай меня. – Он откидывается назад, а рука Нимеи так и остается под его головой.

Она, кажется, целую минуту ничего не делает, просто сидит, зарывшись пальцами в его волосы, и отмечает, какие они пушистые и мягкие. И густые.

– Ты работать будешь, медсестра? – тихо спрашивает Хардин.

– Да. – Руку приходится достать, и ее обдает холодом. До этого было явно лучше. – Будет больно, готов? – Она приближается, чтобы протереть ссадины дезинфектором, но на этот раз обходится без криков боли. Фандер тянется к ее руке с зажатой в ней ваткой – видимо, средство охлаждает израненную кожу.

– Тише, котик, почти все. – Он кивает, плотно сжав губы. Одна из ран в самом их уголке, и Нимея осторожно прижимает к ней бинт с капелькой пасты.

Фандер стонет, а Нимея дует на это место.

– Тише, почти все, да? Ты же молодец. Защитил большую страшную волчицу…

Она привстает, нависая над Хардином, чтобы не касаться локтем раненых ребер. Нока обрабатывает лоб, ссадину на скуле и кожу под подбитым глазом. Она дымится, и Нимея шипит вместо Фандера, который уже не в силах даже стонать от боли.

– Ты перестала дуть. И забыла еще одну ранку на губе.

– Где? – Она приглядывается с удовлетворением, изучая на свою работу, будто лицо Фандера – ее произведение искусства.

– Вот тут. – Он поднимает руку, машет ею в воздухе, стараясь прицелиться, и палец падает на губы Нимеи, которая не успевает отстраниться.

– С ума сошел?

– Перепутал, – серьезно отвечает Фандер, – вторая попытка. Тут. – Теперь палец падает на его губы, тыча в несуществующую ранку.

– Там ничего нет.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Присмотрись.

– Да точно.

– Пожалуйста.

– Я ничего не вижу.

– Для умирающего… – Фандер не говорит, что именно должна сделать Нимея для умирающего, но она, кажется, понимает – и зажмуривается. В груди недовольным ворочающимся маленьким зверем давно засело чувство недосказанности. А еще в ушах стоят недопонятые слова из машины про девушку, любовь, Энга и всю ту чушь, что она додумала после, но ни за что не признается.

– Спать хочу, – бессознательно хрипит он.

Нимея всхлипывает и пару раз кивает, потом тянется к пасте, увидев еще один мелкий порез над бровью, быстро обрабатывает его, дует, потому что Фандер начинает стонать.

– Тише, котик, тише, это последний.

– Руки…

– Ты не рассказал, что делать. – Она в панике смотрит на месиво, в которое превратилась его ладонь.

– Я же говорил, ты пропустила ранку…

– Паста или мазь? Паста, да?

– Мне будет очень больно.

Эта рана выглядит кошмарно. И ее явно нужно сначала обеззаразить. Нимея несмело берет колпачок с антисептиком и весь выливает на руку, а потом ласково шепчет Фандеру, что все будет хорошо. Затем быстро-быстро обрабатывает окровавленную руку.