Дом грозы

Но руку Фандера не убирает, потому что не готова себя обманывать. Она замерзла, а сейчас ей тепло. И глубоко плевать, что правильно и что неправильно, потому что уже четыре часа утра и нужно отдохнуть. Если оба вот так будут спать – черт с ним, это ничего не значит. Нимея проваливается в темноту мягко и легко, соскальзывает туда за один вдох и растворяется во сне. Когда Нока открывает глаза, ей кажется, что прошла минута. Но за крошечным грязным окошком уже светло, только свинцовые тучи по-прежнему давят на землю.

Нимея обнаруживает себя лицом к Хардину, ее взгляд на уровне его ключиц, и она рассматривает ямку между ними, как что-то интересное, хотя на самом деле просто чертовски боится поднять глаза. Она почему-то уверена, что он не спит.

– Эй. – Не спит.

– Что?

– Ничего.

И они продолжают молчать, но Нимея думает о том, что он улыбается. Ей так кажется.

Его широкая ладонь лежит на ее плечах и кажется слишком горячей. Фандер одет кое-как: футболки нет, одна штанина оторвана. Не то чтобы Нимею смущал вид мужского тела, скорее факт того, что перед ней тело Хардина, заставляет нервничать.

– Эй. – На этот раз она зовет его и все-таки запрокидывает голову.

Фандер лежит с закрытыми глазами. Вблизи отчетливо видно, что его лицо, оказывается, уже давно заросло мелкой щетиной. Брови в кои-то веки не сведены на переносице, губы и правда искривлены в слабую расслабленную улыбку.

– Не хочешь поговорить о произошедшем? – серьезно интересуется Нока.

– Нет. – Его голос кажется беззаботным.

– Хорошо. Тогда пошли?

Хардин притворно задумывается.

– Еще пять минут.

Он не хочет об этом поговорить. Значит, в его мире это было нормально.

– Точно не хочешь… поговорить? Просто на всякий случай. Впереди еще несколько дней, и я хотела бы…

– Ты такая зануда, – вздыхает Фандер и резко меняет положение.

Он приподнимается на локте, Нимея сразу же падает на спину, беспомощно поднимая руки.

Его тело нависает над ней, ей приходится контролировать каждый вдох в страхе, что она коснется кожи Фандера.

– Ну? – Он рассматривает лицо Нимеи.

– Не пялься.

– Почему?

– Не нравится мне это.

– А мне нравится.

– Что?

– Пялиться.

Нимея не знает, что сказать.

– О чем поговорить хотела? – напоминает Фандер.

– О… вчера.

– Что было вчера?

– Ну… ты попал в переделку. – Нимея Нока теряется. Она и сама в это не верит, но щеки вот-вот загорятся от смущения. – Потом я спасла твой зад, а ты спас мой. И… я тащила тебя на себе, помнишь? Потом я тебя лечила. Потом…

– Да? – Он с плутоватой улыбкой дергает подбородком, поощряя Нимею продолжать.

– Потом я вроде как тебя поцеловала.

– Та-ак. – Он поглядывает в окно, потом снова на нее. Кивает. Дважды.

– И ты просил рассказать об этом утром, потому что сокрушался, что забудешь. Если бы я не знала тебя, то решила бы, что ты, черт возьми, влюбился.

– В кого? – Он уже давно сбавил тон и говорит тихо. Звучит ужасно, потому что слишком – опять это слово – трепетно.

Фандер все так же ее рассматривает. Его взгляд затягивает ее, словно в болото, и Нимея силится выбраться, но никак не выходит.

– В кого-то… в кого-то.

– Нока. Ты что, трусишь?

– Н-нет.

– Нока, а что, если я тебя поцелую? Сам.

– Я проломлю тебе башку.

– И все?

– И что-нибудь откушу.

– А если я согласен? – Хардин нервно сглатывает, и его лицо становится преисполненным решимости. Нимею это до ужаса пугает, как и его парализующий взгляд.

– Зачем тебе меня целовать? – Ей кажется, она сейчас расплачется, настолько тяжело пережить этот момент. В груди сердце так неровно бьется, что уже становится больно, а веки тяжелеют сами собой.

Уже даже не кажется странным, когда его лоб прижимается к ее, напротив – вполне допустимо, потому что это лучшее из двух зол. Если поцелуй сейчас стоит на вершине списка кошмаров, которые могут с ней приключиться, то соприкосновения лбов – сущий пустяк.

– Зачем тебе это?.. – шепчет Нимея, глотая воздух и уже не думая о том, как ее дыхание касается кожи Фандера, а по ней от этой ласки бегут мурашки. Почему он так на нее реагирует? Неужели ему все происходящее между ними настолько нравится? До мурашек?

Губы тяжелеют – странное наблюдение, так вообще бывает? – в животе горячие хищные бабочки, не порхают, а с остервенением кусают органы. Что тут может быть приятного? Это больше похоже на патологию.

– Ты же знаешь ответ.

– Не делай этого.

– Почему? – Он уже так близко, что его губы касаются ее.

Нимея дрожит, пытается убедить себя в том, что ей все безразлично. Поцелуи – ерунда, если ничего не чувствуешь к партнеру. Внушает себе, что он может делать с ее телом что захочет – это никак не тронет ее. Но, к большому сожалению, трогает.

– Я не уверена, что понимаю.

– Подсказать?

– Не стоит. Ты же там в кого-то влюблен… ее и целуй. – Последний шанс отрезвить Хардина терпит крах. Он быстро и коротко прижимает свои губы к ее и отстраняется, чтобы заглянуть в глаза. Сложно назвать его жест поцелуем, скорее таким образом он заявляет о своих намерениях.

– Еще раз я тебе это сделать не позволю. Рискнешь?

– Значит, сейчас или никогда.