Дом грозы

– Да, знал. И хотел быть там, где мне место. Думаешь, я заслужил помилования и раскаяния? Из всех детей Ордена я меньше всего мог на это рассчитывать. Почему в твоем мире правильная сторона только одна и это обязательно твоя? Почему ты не допускаешь, что кто-то считает иначе? Мы разные, ясно? И это никак не мешает мне любить тебя. Для любви достаточно знать, что твой человек жив и здоров, а это я всегда знал.

– Но делал вещи, за которые я тебя возненавижу! Снова и снова!

– Ты и так меня ненавидела. Ради любви можно совершить многое, горы свернуть, но перекраивать себя – нет. Это лишено смысла. Я мог просто стараться остаться человеком и надеяться, что, когда все закончится, у меня будет второй шанс. Я верил в это. А еще я убедился, что был прав насчет вас. Вы, иные, боролись за свободу от репрессий истинных, забрали себе власть. И что осталось? Руины? За это вы боролись?

– Зачем ты продолжал делать то, что говорит Орден, если не верил в их методы? Ты мог бы тихо сидеть со своей матерью дома и продавать ее золото. – Нимея успокаивается и садится рядом с Фандером на кровать, покорно сложив на коленях руки.

– Мог бы. Но тогда я бы не знал, что творится с Энграмом. И с тобой. И с ребятами. У меня оставались друзья на твоей стороне. И мне ничто не мешало переживать за них.

– И не верить в их дело?

– Ни на секунду.

– По-твоему, иные должны были покинуть Траминер?

– По-моему, никто не был прав. Траминерцы не должны были отдавать власть иным, но однозначно должны были прекратить этот террор. Знаешь, в моем представлении магам земли просто стоило сказать: «Да, мы слабаки. И вы все нам нужны, чтобы жить, но земля все-таки наша». Мир возможен, просто нужно признавать очевидное и не лицемерить. Попросить о помощи, только и всего.

– Но тогда вы бы вымерли естественным путем. – Нимея падает спиной на кровать и рассматривает покрытый паутиной потолок, как если бы это было звездное небо.

Она больше не считает, что права, и почему-то хочет получить у Фандера прощения, находит его пальцы и переплетает со своими. Это единственный известный ей способ выразить свою симпатию, потому что сказать о ней вслух – почти невозможная роскошь.

Вот так без спроса касаться друг друга уже почти нормально, и лично ей это, откровенно говоря, нужно.

– Возможно… Но это, по крайней мере, было бы справедливо. Нас осталось немного, да, но мы древняя, когда-то уважаемая раса. Наши дети от более молодых рас будут оставаться траминерцами, верно? К чему тогда весь сыр-бор? Да, не останется чистокровных, но какая разница, если сохранится их чистая магия? Возможно, однажды и наша магия станет сильнее, если не зажиматься в идиотские рамки и не доводить до кровосмешения.

– Ты говоришь правильные вещи. – Нока удивленно хмурится. – Тогда почему ты не рассказываешь это другим? Почему до этого не додумались остальные траминерцы? Неужели все, кроме тебя, идиоты?

– Нет. Таких очень много. Сопротивление не добилось бы мира, только Орден мог бы его устроить. Если бы Орден победил, я был бы вторым после отца. Он стал бы главой нового режима и последней преградой на пути к… нормальному сосуществованию рас. Я не ненавижу отца, но он очевидно больной человек, который держал мою мать на поводке, хоть я и не знаю, каким образом. Но послушай. – Фандер тоже ложится на кровать, но переворачивается на живот и теперь смотрит на Нимею, повернув голову, уже другой рукой перехватив ее пальцы. – Я не рассчитывал на успех, конечно, но я мог бы изменить жизнь страны. Я не строил планы, но разрушал те, что построил отец. Я действовал тайно. Но не всегда получалось.

– Ты… против своего отца?.. – Нимея качает головой. – Но ты ходил по улицам Бовале и…

– И слава обо мне была чуть страшнее, чем правда. Ордену было достаточно слухов.

– Тебя видели возле моего дома…

– Я там был.

– Мои родители…

– Я их видел.

– Это ты был тем мальчишкой, что помог отцу?

Фандер молчит, пока Нимея пожирает взглядом его хмурое лицо.

– Дом Лю развалили… – продолжает она, не дождавшись ответа.

– Пока Лю и ее семьи там не было.

– На убежище Сопротивления напали…

– Пока большая часть была на вылазках.

– Трубы с горячей водой подорвали…

– С первым потеплением. Орден вынашивал план целый месяц, но постоянно у них что-то срывалось, не без моей помощи. Без тепла люди остались не в лютый мороз.

– Эмен Гаджи…

– Мне жаль.

– Мне нужно это обдумать, – бормочет Нока. – Я не готова в это поверить…

– Я знаю.

– Ты же понимал, что твои планы никогда не воплотятся в жизнь?.. – Нимея тоже переворачивается, но на бок, и касается рукой его лица.

Фандер замирает.

Ей интересно, насколько велика ее власть над ним, ведь, если все эти красивые слова – правда, что-то же она должна увидеть? Не шутки, флирт и глупости, а искренность в любом ее проявлении. Фандер подставляет щеку под ладонь Нимеи, чтобы она ее гладила снова и снова.

Черт, ты не можешь быть таким милым, Хардин.