Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Помня о событиях середины XX в., очень хочется преувеличить важность антисемитизма в конце XIX в. Как организованное политическое движение антисемитизм был ничтожен по сравнению с социализмом; и ошибочно считать каждый случай проявления враждебности по отношению к евреям антисемитизмом, так как подобные проявления были повсеместными, хотя голоса, поданные за антисемитских кандидатов, можно считать редкостью. Кроме того, воспоминания о национал-социализме побуждают в первую очередь искать признаки антисемитизма в германских странах. Конечно, такие признаки там были (причем скорее в Австрии, чем в Германии, где финансовое влияние Ротшильдов шло на убыль); но его следы можно найти и в Великобритании. В то же время единственным крупным государством, где евреи подвергались систематической дискриминации, оставалась Россия. Правда, и во Франции, где евреи дольше, чем в других местах, пользовались равными правами, также наблюдался самый мощный всплеск антисемитских публикаций.

Не случайно Вильгельм Марр, который ввел в оборот сам термин «антисемитизм», в молодости работал у Вертхаймштайнов, семьи, тесно связанной с венскими Ротшильдами. В своих неопубликованных мемуарах Марр вспоминал, как в 1841 г. его уволили, несмотря на то что он работал усерднее, чем большинство клерков еврейского происхождения. «Именно гою

, — с горечью писал он, — пришлось вынести на себе последствия экономического кризиса». Такой опыт, видимо, нашел отклик в экономических трудностях многих немцев после краха 1873 г. Хорошим примером антиротшильдовской полемики, поднятой журналистами вроде Марра, служит книга «Франкфуртские евреи и жульнический отъем состояния», опубликованная в 1880 г. издательством «Германикус». Название говорит само за себя: начиная с уже знакомой искаженной версии рассказа о сокровищах курфюрста автор в первую очередь пытается связать экономические трудности Германии в эпоху грюндерства и после нее с вывозом капитала (особенно в Россию), поощряемым Ротшильдами и их лакеями в финансовой прессе. Не очень отличалось от таких публикаций и заявление Отто Бёкеля, депутата рейхстага от Гессена, сделанное в 1890 г., что Ротшильды загнали в угол мировой рынок нефти — это обвинение пять лет спустя неоднократно повторяли социал-демократы в берлинских пивных (что доказывает, насколько легко такой риторикой могут пользоваться левые). В «Истории Ротшильдов» Фридриха фон Шерба (1893) это положение развивается подробнее и приводится довод, что неустанные спекуляции Ротшильдов нашли новую цель: подчинив себе государственные займы, а затем и железнодорожное строительство, они пытаются установить всемирную монополию на сырье.

К 1911 г., когда Вернер Зомбарт опубликовал свою тенденциозную, хотя и пользовавшуюся влиянием книгу «Евреи и экономическая жизнь», подобные утверждения приобрели некоторую степень интеллектуальной респектабельности. Для Зомбарта «фамилия Ротшильд» означала «больше, чем компанию, которая ее носит»; она означала «всех евреев, которые активно играют на бирже»: «Ибо только с их помощью удалось Ротшильдам достичь положения верховной власти, — более того, можно по праву сказать, они стали единственными властителями рынка облигаций, — которым они на наших глазах обладают уже полвека. Не будет преувеличением сказать… что министру финансов, который отдалит от себя этот всемирный дом и откажется сотрудничать с ним… придется… закрыть лавочку… Не только количественно, но и качественно современная биржа является ротшильдовской (и, следовательно, еврейской)».

Однако нет необходимости искать корни антисемитизма в такого рода фальшивой социологии: можно было просто заявить о расовых различиях евреев и немцев. В памфлете Макса Бауэра «Бисмарк и Ротшильд» (1891) противопоставляются Бисмарк, олицетворение тевтонских, крестьянских добродетелей, и Ротшильд, его полная космополитическая противоположность: «Принцип его существования — не спокойный рост конструктивной силы, но поспешное и нервозное собирательство разрозненной массы денег… Но [думает Бисмарк] предоставь только еврея его ненасытному удовольствию; как только пять миллиардов марок будут выплачены полностью, настанет очередь немца забавляться по своему вкусу! <…> Физическая и духовная форма Бисмарка остается ясной и осязаемой для всех… А какой физический образ остается у мира от Ротшильда? Его никогда не видно, он как солитер остается невидимым в теле человека. „Дом“ Ротшильдов — бесформенное, паразитическое нечто, которое разрастается по всей земле, от Франкфурта и Парижа к Лондону, подобно скрученному телефонному проводу. В нем нет ни структуры, ни жизни, ничего, что растет на земле, ничего из того, что стремится к Богу. Дух Бисмарка похож на готический собор… Они — силы, которые прямо противоположны друг другу в политической культуре нашего времени: ненасытные евреи, которые губят жизнь, — и искренние, здоровые германцы, которые производят жизнь».