Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Сравнение этих цифр для Ротшильдов с данными, приведенными в труде Дэвиса и Хаттенбека (см. табл. 9 г), показывает, что государственные финансы по-прежнему больше привлекали банкирский дом «Н. М. Ротшильд», чем частный сектор. Лишь около 36 % всего «привлеченного» капитала в 1865–1914 гг. предназначалось государствам; соответствующая цифра для займов, выпущенных лондонскими Ротшильдами примерно в то же время, составляет более 90 % (почти все остальное предназначалось для зарубежных железнодорожных компаний). Степень преобладания Ротшильдов в эмиссии государственных облигаций поражала воображение. Для лондонского рынка в целом выпуски ценных бумаг для иностранного государственного сектора в 1865–1914 гг. приближались к 1,48 млрд, и около 3/4 этой суммы занимались Ротшильды — в одиночку или в союзе с другими. Кроме того, Нью-Корт по-прежнему гораздо больше интересовался Европой и гораздо меньше интересовался Великобританией, чем лондонский рынок в целом, и был недостаточно представлен в выпусках африканских, азиатских и австралазийских облигаций. Однако самое поразительное в том, что доля Ротшильдов в выпусках имперских облигаций по-прежнему оставалась относительно малой: на них приходится всего 6 % их операций, по сравнению примерно с 26 % всего британского рынка капитала в целом. Учитывая влиятельную роль Натти и Альфреда в политике империализма, это довольно удивительное открытие. Судя по всему, они придавали довольно мало значения империи как полю для своих личных финансовых дел. Точнее, они не выказывали предпочтения тем государствам (например, Египту), чьи облигации гарантировались финансовым контролем Великобритании, по сравнению с теми (например, Бразилией), которые в политическом смысле оставались независимыми. Поэтому можно считать неверным утверждение Эрнеста Касселя (он имел в виду Альфреда), что Ротшильды «едва ли возьмутся за операцию, которую не гарантирует британское правительство».

Лишь в двух отношениях Лондонский дом можно считать «представителем» Сити в целом. Облигации для Северной и Южной Америки он выпускал примерно в той же пропорции от всех своих операций, что и рынок в целом. Кроме того, Ротшильды разделяли характерное для Сити отсутствие интереса к финансированию отечественного частного сектора, к которому относится всего около 1 % всех выпущенных Ротшильдами облигаций (хотя считалось, что Ротшильды особенно равнодушны к отечественной промышленности). В 1886 г., когда сэр Эдвард Гиннесс стремился разместить на фондовой бирже акции своей ирландской пивоваренной компании, Лондонский дом отказался размещать выпуск на 6 млн ф. ст., и операцию перехватили Бэринги. Акции и облигации акционерного общества оказались необычайно популярными (подписка была превышена почти в 20 раз), и Бэринги получили прибыль в размере около 500 тысяч ф. ст. Тем не менее, когда какой-то журналист спросил Натти, жалеет ли он о том, что отказался от операции, Натти ответил: «Я смотрю на это по-другому. Каждое утро я прихожу в контору, и когда я говорю: „Нет“ на все предложенные мне планы и предприятия, я возвращаюсь домой беззаботный и довольный. Но когда я соглашаюсь на какое-либо предложение, меня сразу же переполняет беспокойство. Сказать: „Да“ — все равно что сунуть палец в станок: вращающиеся колеса могут отхватить не только палец, но и все тело». Его слова резюмируют осторожность, какая была свойственна всему четвертому поколению. В соответствии с этим принципом, в то время как другие получали значительные прибыли, финансируя строительство лондонской подземной железной дороги, Ротшильды держались от проекта на расстоянии. Даже замысел туннеля под Ла-Маншем — который нравился французским Ротшильдам, считавшим, что с его помощью можно увеличить оборот Северной линии, — оставил Натти равнодушным. «Можете считать делом решенным, — писал он кузенам в 1906 г., — что данная мера [законопроект о туннеле под Ла-Маншем] будет отклонена подавляющим большинством в палате лордов, и вам, безусловно, не стоит тратить на него время и деньги».