Домби и сын

— Да, — началь капитанъ, проникнутый великимь благоговніемь къ важности предмета, — это всемогущій элементъ. Тамъ чудеса, моя радость, дивныя чудеса! Подумайте только, когда втры бушують, и волны ревутъ, когда бурная ночь чернетъ, какъ смола, и вы не видите передъ собой собствеиной руки, разв только сверкнетъ молнія изъ-за тучи, и вотъ, невидимая сила гонитъ васъ впередъ черезъ бурю и черезъ мглу, впередъ, впередъ, стремглавъ гонитъ на тотъ край свта, безъ предловъ и конца, во вки вковъ, аминь. Пріискать въ книг Іова и положить закладку. Вотъ что въ эти времена, моя красавица, человкъ можеть сказать своему ближнему: "Ну, Джонъ, держи ухо востро, поднимается нордъ-вестъ! Слышишь, какъ забушевалъ! Силы небесныя! Что-то теперь сганется сь месчастнымъ народомъ, который на берегу? Госноди, спаси ихъ и помилуй!"

И эту цитату, приспособленную съ такимъ совершенствомъ къ ужасамъ океана, капитанъ завершилъ энергичнымъ и звучнымъ восклицаніемъ: "Держись крпче, Эдуардъ Куттль!"

— Вы видли когда-нибудь такую страшную бурю? — спросила Флоренса.

— Да, моя радость, много страшныхъ бурь испыталъ я на своемъ вку; но теперь не обо мн рчь. Я вотъ все думаю о нашемъ прекрасномъ юнош. — Тутъ онъ пододвинулъ къ ней свой стулъ. — Какъ вы полагаете, мое сокровище, вдь утонулъ нашъ бдный Вальтеръ?

Капитанъ началъ говорить такимъ дрожащимъ голосомъ и обратилъ на Флоренсу такое блдное и взволнованное лицо, что она въ испуг схватилась за его руку.

— Что съ вами, любезный мой другъ? — вскричала Флоренса. — Вы совершенно вдругъ перемнились! Любезный капитанъ Куттль, мн становится страшно на васъ смотрть!

— Ничего, моя радость, ничего! Не робйте только и держите головку противъ втра. Все обстоитъ благополучно, изумрудъ мой драгоцнный. Ну, такъ вотъ я началъ говорить о Вальтер, — онъ вдь… то есть, я хочу сказать, вдь онъ утонулъ? Да или нтъ?

Флоренса устремила на него пристальный взглядъ. Ея щеки то блднли, то рдлись яркимъ румянцемъ, и она положила свою руку на грудь.

— Много бдъ и опасностей на широкомъ мор, моя красавица, — продолжалъ капитанъ, — и только Богу извстно, сколько храбрыхъ кораблей и храбрыхъ моряковъ потонуло въ глубокой бездн! и сгинули они со свту благо, и никто не слыхалъ о нихъ ни единаго слова! Но бываютъ, моя радость, такіе случаи, что иной разъ спасается, по благодати Божіей, одинъ человкь изъ двадцати — что изъ двадцати? случается, изъ цлой сотни, изъ тысячи одинъ только человкъ выплываеть на блый свтъ и возвращается домой къ своимъ друзьямъ, здравъ и невредимъ, между тмъ, какъ вс считали его погибшимъ и уже молились за упокой его души. Вотъ я… я знаю одну исторію въ этомъ род… то есть, мн разсказывали одну такую исторію, и ужъ такъ какъ мы лавируемъ теперь около этого мста… притомъ вы и я сидимъ передъ каминомъ, — то, можетъ, вамъ пріятно будетъ услышать эту исторійку. Разсказать?

Флоренса трепетала отъ ужаснаго волненія, котораго не въ силахъ была ни понять, ни преодолть, и невольно слдила за его глазами, которые обращались къ магазину, гд горла лампа. Въ ту минуту, какъ она поворотила туда голову, капитанъ вскочилъ со стула и заслонилъ собою дверь.

— Тамъ ничего нтъ, мое сокровище, — сказалъ капитанъ. — Не смотрите туда!

— Отчего не смотрть? — спросила Флоренса.

Капитанъ пробормоталъ что-то насчетъ темноты, господствовавшей въ магазин, и относительно того, что передъ каминомъ очень весело. Онъ притворилъ дверь, которая до той поры была отворена совсмъ, и занялъ свое мсто. Флоренса постоянно слдила теперь за его взоромъ и не спускала глазъ съ его лица.

— Такъ вотъ видите ли, въ чемъ исторія. Одинъ корабль отвалилъ недавно изъ лондонской гавани при попутномъ втр и чудесной погод, — да не робйте, моя радость, что съ вами? — Корабль отчалилъ только за границу, и больше ничего.

Выраженіе на лиц Флоренсы ужасно растревожило капитана, который и безъ того былъ почти такъ же взволнованъ, какь и она.

— Что же? Разсказывать или нтъ?

— Да, да, сдлайте милость!

Капитанъ откашлялся, вытерь лобъ и мродолжалъ съ нервнымъ раздраженіемъ: