Домби и сын

Капитанъ, въ припадк умственнаго бреда, попробовалъ обтереть свой лобъ почернвшимъ кускомъ булки, все еще прицпленнымъ къ его крюку; но находя, что субстанція этого сорта не совсмъ соотвтствовала такой цли, положилъ ее въ тулью своей лощеыой шляпы, которую и надлъ не безь нкотораго затрудненія на свою голову, чтобы тмъ удобне пропть извстную балладу о похожденіяхъ любезной Пегги; но концертъ, съ первой ноты, потянулся очень дурно, и бдный музыкантъ удалился въ магазинъ, откуда опять воротился черезъ нсколько минутъ съ испачканнымъ лицомъ и совсмъ измятымъ воротникомъ рубашки, какъ будто ея вовсе и не крахмалили. Затмъ онъ произнесъ съ нкоторою торжественностью слдующія слова:

— Любезнйшій Вальтеръ, здсь хранится собственность, которую я желалъ бы вручить вамъ обоимъ!

Капитанъ поспшно вынулъ свои большіе часы, чайныя ложки, сахарные щипчики, жестяную чайницу и, схвативъ Вальтерову шляпу, размстилъ въ ней вс эти статьи накопленнаго имущества; но вручая Вальтеру этотъ странный ящикъ, онъ до того переполнился сильными ощущеніями, что опрометью бросился опять въ магазинъ въ намреніи на этотъ разъ пробыть тамъ какъ можно доле.

Но Вальтеръ отыскалъ его и привелъ назадъ, и теперь вся заботливость капитана обратиласъ на Флоренсу, чтобы ея здоровье не потерпло отъ сильныхъ потрясеній. Это обстоятельство онъ до того принялъ къ сердцу, что сдлался совершенно благоразумнымъ и запретилъ на нсколько дней всякіе дальнйшіе намеки на приключенія Вальтера. Посл этого капитанъ нашелъ въ себ довольно присутствія духа, чтобы освободить свою шляпу отъ зажаренаго хлба и занять мсто за чайнымъ столикомъ; но когда Вальтеръ облокотился на его плечо съ одной стороны, между тмъ, какъ Флоренса со слезами нашептывала ему благодарныя привтствія, съ другой, капитанъ вдругъ опять вышмыгнулъ изъ гостиной и пропадалъ больше десяти минутъ.

Но никогда во всю жизнь лицо капитана не сіяло такимъ лучезарнымъ блескомъ, какъ теперь, когда онъ, наконецъ, съ ршительнымъ видомъ услся за столъ и началъ переводить свои глаза то съ Вальтера на Флоренсу, то съ Флоренсы на Вальтера. И этотъ эффектъ отнюдь не былъ произведенъ или увеличенъ тмъ обстоятельствомъ, что въ послдніе полчаса капитанъ съ неутомимою дятельностью полировалъ свои щеки и глаза рукавами своего камзола; напротивъ, это было исключительно дйствіемъ его внутреннихъ волненій. Слава и восторгъ распространялись по всему существу капитана, и на его лиц была самая торжественная иллюминація.

Гордость, съ какою капитанъ смотрлъ на бронзовыя щеки и мужественные глаза обртеннаго юноши, съ какою видлъ благородный пламень его юности и вс блистательныя качества, засіявшія еще разъ на его свжемъ, здоровомъ и пылкомъ лиц, — эта гордость, казалось, проникала живительными лучами въ его собственный организмъ. Удивленіе и симпатія, съ какими онъ поворачивалъ свои глаза на Флоренсу, которой красота, граціозность и невинность пріобрли въ немъ врнйшаго и усерднйшаго изъ всевозможныхъ рьщарей, могли бы въ этомъ отношеніи оказать на него равносилыюе вліяніе; но полнота пламени, распространявшагося вокругъ него, могла только возникнуть отъ созерцанія ихъ обоихъ и отъ всхъ тхъ образовъ, которые, происходя отъ этой совокупности, создались въ его голов.

Когда они разговаривали о старик Соломон и припоминали обстоятельства, относившіяся къ его исчезновенію, какъ ихъ радость умрялась отсутствіемъ старика и несчастіями Флоренсы, какъ они освободили Діогена, котораго капитанъ незадолго передъ этимъ заманилъ наверхъ, чтобь онъ не залаялъ, — вс эти и другія боле или мене важныя матеріи капитанъ понималъ въ совершенств, несмотря на свою безмрную суетливость, заставлявшую его поминутно выскакивать въ магазинъ, но онъ не догадывался и не могъ бы догадаться въ тысячу лтъ, что Вальтеръ смотритъ на Флоренсу, какъ будто издалека и съ какого-то новаго мста, и что его глаза, постоянно обращенные на ея лицо, не смли, однако, встртиться съ ея открытымъ взоромъ сестринской любви. Все это превышало понятія капитана Куттля. Онъ видлъ только, что они молоды и прекрасны, онъ зналъ исторію ихъ прежнихъ дней, и не было въ его сердц ни малйшаго мста для другихъ чувствъ, кром безпредльнаго удивленія и умилительной благодарности, что вотъ, наконецъ, Господь Богъ соединилъ опять прекрасную чету. Такъ сидли они вмст до глубокой ночи. Капитанъ не отказался бы просидть такимъ образомъ цлую недлю. Но Вальтеръ всталъ и началъ прощаться.

— Ты идешь, Вальтерь, — сказала Флоренса, — куда же?

— Онъ вшаетъ теперь свою койку y Брогли, высокорожденная барышня-двица, — сказалъ капитанъ Куттль, — недалеко отсюда, стоитъ только свистнуть, моя радость!

— Неужели я причиной твоего ухода, милый Вальтеръ? Бездомная сестра остается на твоемъ мст.

— Милая миссъ Домби, — сказалъ Вальтеръ запинаясь, — если не слишкомъ дерзко называть васъ этимъ…

— Вальтеръ!! — воскликнула бна съ необыкновеннымъ изумленіемъ.