Допетровская Русь

Так впервые была высказана мысль о перенесении на Москву прежнего значения столицы Византийской империи. Мысль эта продолжала развиваться. Старец псковского Елеазарова монастыря Филофей писал в своих посланиях, что престол вселенския и апостольския церкви после падения Царьграда имеет представительницей своей церковь Успения Пресвятой Богородицы в богоспасаемом граде Москве, просиявшую вместо римской и константинопольской, теперь она «едина во всей вселенной паче солнца светится», так как церкви старого Рима пали «от неверия и ересей», второго же Рима – Константинова града – церкви «агаряне секирами и оскордами рассекоша», «понеже они (т. е. греки) предаша православную греческую веру в латынство». Соответственно этому и московский государь, как «браздодержатель святых Божиих престол» вселенской церкви, явился «пресветлейшим и великостольнейшим государем», «иже во всей поднебесной христианом царь, и во едино царство его сошлись все пришедшие вконец царства православные христианские веры»; «два Рима падоша, а третий (Москва) стоит, а четвертому не быть». Итак, все христианские царства «потопишася» от неверных, и только царство московского государя благодатию Христовою стоит и «иным не достанется». Так Москва стала называться «богохранимым, преименитым царствующим градом, Третьим Римом, благочестием цветущим». Приведенные из послания старца Филофея слова переписывались в сборники, были занесены в государственную летопись – в Степенную книгу, и приведены в Уложенной грамоте об учреждении патриаршества в России.

В 1492 году московский государь женился на племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога, Софии Фоминичне Палеолог. Это бракосочетание давало известную возможность говорить в Москве о наследовании павшей Византии по свойству московского государя с последним императором. В ознаменование этого наследия Москва усвоила себе герб Византии – двуглавого орла. Впервые этот герб появился в 1497 году на печати великого князя, скрепившей его договор с наследниками удельного волоцкого князя Бориса.

Московские книжники, отстаивая право Москвы на византийское наследие, стали указывать, что это наследие переходит к Москве, как равной павшему Царю-граду; что Москва и не была никогда ниже Византии, как и русская церковь в происхождении своем равна церкви греческой; они указывали, что христианство пришло на Русь не из Византии, а установлено апостолом Андреем, который, «первее благословивый землю нашу русскую и прообразовавый нам святое крещение истинного благочестия», поставил крест на горе днепровского берега, знаменуя тем крестом священное чиноначалие Русской земли. На предложение римского папы признать, по примеру греков, флорентийское соединение церквей, в Москве ответили: «Мы верим не в греков, а в Христа; мы получили христианскую веру при начале христианской церкви, когда апостол Андрей, брат апостола Петра, пришел в эти страны, чтобы пройти в Рим; таким образом мы на Москве приняли христианскую веру в то же самое время, как вы в Италии, и с тех пор доселе соблюдали ее ненарушимо»…

Тогда же стали в Москве утверждать, что царство Русское тоже «изначала бе», что еще Владимиру Мономаху, великому князю киевскому, сроднику греческих царей, дед его царь Константин Мономах прислал «диадему и венец и крест животворящего древа», как бы переводя тем славу греческого царства на российского царя. «Венчан же бысть тогда в Киеве Владимир тем царским венцом… и оттоле боговенчанный царь нарицается в российском царствии», – говорит сказание… Иван III первый из московских князей стал зваться царем и государем, хотя звался так лишь при случае, не всегда и не постоянно.

Предшественники Ивана III, великие князья московские, просто «садились на великокняжский стол отцов и дедов», – Иван III венчал своего наследника на великое княжение торжественным церковным обрядом и возложил на него венец и бармы Мономаха, а во время венчания митрополит обратился с речью к великому князю и назвал его «преславным царем и самодержцем». Московский государь высоко держит свое достоинство. Германский император просил у Ивана III руки его дочери для одного из своих племянников и предложил московскому великому князю титул короля. В Москве поблагодарили за любезное предложение, но велели передать императору: «А что ты нам говоришь о королевстве, то мы, Божией милостью, государи на своей земли изначала, от первых своих прародителей, а постановление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы. Просим Бога, чтобы нам и детям нашим всегда дал быть так, как мы теперь государи на своей земле; а постановления, как и прежде ни от кого не хотели, так не хотим и теперь!»

Свойственное удельному времени обозначение княжеской власти словом «государь» приобретает теперь иной смысл. Тогда слово «государь» значило просто хозяин; произошло оно из сокращения слова «господарь» – так называли всякого хозяина-собственника.