Допетровская Русь

Духовные писатели, происходившие из боярской среды или разделявшие мнение княжат о их первенствующем положении в правительстве, не находили слов для осуждения осифлян, называли их «раболепными ласкателями и потаковниками, исполненными презорства и гордыни с низшими, расхитителями, мздоимцами, шатунами, лихоимцами и пьяницами». Сторонники княжого боярства хотели, чтобы у монастырей были отняты земли, чтобы русская церковь оставалась в строгом подчинении цареградскому патриарху, потому что освобождение ее от греков дало бы слишком много власти в церковных делах московскому государю. На эти речи и упреки правительство царя, его старинные бояре и слуги и духовенство – осифляне отвечали требованием, чтобы власть была сильна, едина, грозна, не стеснялась в средствах, казнила и ссылала без пощады всех супротивных. Осифляне внушали царю Ивану, что если он хочет быть самодержцем, то пусть не держит возле себя советников мудрее себя: «тако будеши тверд на царстве и все имети будеши в руках своих».

От этих рук монастыри и высшее духовенство ждали увеличения своих земельных богатств. Но политика раздачи земли затрагивала весь служилый класс; отдельные представители служилых людей, исходя от этой «обиды», возвысились до рассуждений о характере московского самодержавия, о тех формах, в которые оно грозило воплотиться. Указывая, что инокам не надлежит давать «княжое и боярское мирское жалованье, аки воинам, волости со христианы», автор одного сочинения, называемого «Беседа валаамских чудотворцев», поднял вопрос о самодержавии. Если царь так неоглядно раздает земли монастырям, то это значит он сам не может «воздержати своего царства», как бы должен. Для чего же он тогда пишется самодержцем? Самодержец сам держит свое царство, а теперь царь держит царство с пособниками, «не собою, ниже со своими приятелями, князьями и боярами, но с непогребенными мертвецами (т. е. с монахами)». «Лучше тогда степень и жезл и царский венец с себя отдать и не иметь царского имени на себе и престола царства своего под собою, нежели иноков мирскими суетами отвращать от душевного спасения». Обвиняя таких царей, автор именует их «малосмысленными», «противными Христу». Надо отобрать земли у монастырей и отдалить монахов от совета. «Царю подобает дела делати с своими князи и с боляры и с протчими миряны, а не с иноки».

Царь Иван разделял этот взгляд. И, пожалуй, ни один из московских государей не был так скуп на пожалования земли монастырям, как царь Иван. Указами 1572 и 1580 годов он стремился пресечь переход в монастырские руки и частных земель; монастыри были обязаны доставить царю росписи своих богатств и по этим росписям были обложены особыми сборами.

«Беседа валаамских чудотворцев» имела успех в тогдашнем обществе и, как кажется, вызвала большие разговоры. По тогдашним литературным обычаям явились дополнения и подражания бесед, в которых мысли ее о царской власти получили дальнейшее развитие. Одно такое дополнение, составленное, как кажется, в Новгороде, соглашаясь, что государю подобает «царство объединити во благоденство и распространити его семо и овамо», говорит, что «держать все области» следует не только при помощи «воев», но и путем лучшего устройства управления, и автор предлагает царю устроить «единомысленный вселенский совет» из представителей «всяких мер всяких людей, ото всех градов и от уездов градов тех»; такой совет царю хорошо бы держать при себе «погодно» и каждый день «добре и добре», со смирением, а не высокодумием гордости, расспрашивать про всякое дело мира сего. Кроме этого «вселенского совета», царь должен иметь при себе еще особый совет «из разумных мужей, мудрых и надежных воевод», с которым ему не следует «разлучаться ни на один день». Тогда «царю будет ведомо все» и он сможет «скрепить от греха» своих воевод.

Около 1549 года было написано сочинение под заглавием: «Челобитня, государю царю Ивану Васильевичу» некоего Ивашки Пересветова. Обращаясь к царю Ивану, автор этого труда указывает, что он собрал свой труд «изо многих королевств», которым «дивились и хвалили и славили мудрые философы греческие и дохтуры латинские», и «подобает царю эти речи златом расписати и при себе держать и после себя иному государю оставить».