Дорога на Царьград

Мики отказался от идеи заменить Веру, тем более что уже и забыл, кем ее следовало заменить. Но у него никак не получалось прогнать мысль, что именно Вера ответственна за то, что случилось. «Какого дьявола она искала во дворе как раз в то время, когда меня не было дома?»

– Я еще не вызывала полицию. Первым делом я проверила, чего в квартире недостает. Все на месте. В спальне только все перевернуто. Ничего не пропало. Ни деньги, ни украшения, ни утварь… Только та коробка, – Вера смотрела на мужа, ожидая от него какого-нибудь объяснения загадочному происшествию. – Я вижу здесь какие-то старые документы. Должно быть, ценные. Но кто мог?..»

– Мы не будем звать полицию, – прервал ее на полуслове Мики.

– Почему?

– Потому!

– Почему «потому»? – несмотря на то что до вчерашнего дня Вера желала хоть какого проявления жизни от застывшего мужа, она совершенно не выносила, когда Мики вел себя в стиле «кулаком по столу, и будет так, как я говорю». А сейчас он держался именно так. И Вера встала – напомнить ему, насколько она высока.

Отца Михаила охватила паника, но не из-за Вериного роста. Кто бы ни выкрал рукописи – он быстро увидит, что забрал не все. И Мики панически начал собирать оставшиеся драгоценные бумаги.

Зазвонил телефон.

Не выпуская из рук собранные бумаги, Мики заторможенно подошел к телефону и поднял трубку. Ошиблись номером. Скрипучий голос спрашивал некоего Балета.

Мики положил трубку и повернулся к жене. Отер капельку пота, скатившуюся ему на кончик носа.

– Это может быть опасно. Эти документы… они очень важные.

– Насколько я вижу, здесь только разные личные заметки. Правда, некоторые очень старые.

– Это не обычные заметки. Тут нет ничего обычного. Я не могу тебе сейчас все объяснять.

Вера снова возбудилась.

– Если не сейчас, то когда?

Мики вздохнул и задумался. Он был кроткий человек, не склонный командовать; бить детей ему было трудно, даже когда это следовало делать. Но сейчас он был уверен, что не должен отступать:

– Из-за этих документов был убит Драги Джавол!

Вера озабоченно попыталась перехватить мужнин взгляд. Даже немного пригнулась для этого. Как судья на ринге, когда оценивает, сможет ли боксер, принявший сильный удар, продолжить поединок.

– Михаило… Мики! Сосед Драги пострадал во время бомбежки.

– Косвенный ущерб… – усмехнулся Мики и махнул рукой: – Он мне говорил об этом. Упокой его душу, – священник перекрестился.

Покусывая нижнюю губу, он снял сутану, отнес ее в прихожую и повесил на вешалку. Снова зазвонил телефон.

– Я возьму, – вздохнул Мики и подошел к аппарату.

Опять ошиблись. Спрашивали какого-то Ушлибрку. Мики повесил трубку и озабоченно посмотрел на старинный черный телефонный аппарат на комоде. Что-то слишком много ошибочных вызовов было в последнее время.

Веру заботил не телефон, а муж. Совершенно обезумевший, потерявший всякое самообладание, он стоял посреди комнаты, прижимая к груди бумаги и поломанную дощечку. Наконец Мики заговорил:

– Где дети?

– Обедают.

– Я должен вас где-нибудь спрятать! Здесь опасно.

Вера попыталась говорить медленно и тактично:

– Где ты нас спрячешь? Ладно тебе, Михаило. Если мы не разлучались из-за бомбежек, то, уж наверное, не будем расставаться из-за каких-то… старых бумаг.

– Господи, ну почему я не постригся в монахи, – панически размышлял Мики. – Был бы один и ничего бы не боялся.

Он подошел к столику, на котором заметил еще два листа. Колеблясь, взял их и вместе с остальными бумагами отложил, взял поломанную дощечку и побрел с ней к комоду. Аккуратно положил половинки в верхний ящик. Словно их хоронил. Закрыл ящик и снова открыл. Вытащил кусочки дерева и, покусывая нижнюю губу, с напряженным вниманием окинул взглядом комнату. А потом испытующе посмотрел на Веру.

– В чем дело? – неуверенно поинтересовалась попадья.

– Лучше вам не знать, куда я спрятал это.

– Почему?

– Почему?! Почему?!! А что, если вас схватят и будут пытать? А? Вы бы наверняка все выболтали. Разве не так? – Мики с бумагами почти побежал в спальню.

Поп, быть может, и вел себя немного странно. Но определенно гнев, обуявший его, Мики сумел скинуть с себя, как блоху. Его страх превзошел гнев. Жаждущая крови блоха гнева какое-то время скакала по ковру в поисках нового теплокровного домочадца и, наконец, наткнулась на благородную попадью.

Можно сказать, что между гневом мужчин и гневом женщин большой разницы нет. Принято считать, что мужской гнев опаснее, что у него бывают более разрушительные последствия, но это так только отчасти. Просмотрите криминальные хроники в газетах. Женщины убивают, как правило, топором. Причем убивают мужа спящего. И пускай женщины убивают реже, чем мужчины, притом самым тяжелым оружием, но это только потому, что в большинстве своем они обладают большей жизненной чуйкой, но меньшей физической силой. Они сознают, что должны покончить с жертвой одним ударом – первым. И лучше оценивают ситуацию, нежели мужчины. При столкновении с опасностью возможного возвратного действия недобитой жертвы женщинам легче сдержать себя, чем мужчинам.